Особенно тяжелый период, вспоминал поэт, пришлось пережить после освобождения из лагеря. Чтобы получить какую-нибудь специальность, он окончил единственно доступные для него как для бывшего зэка, сидевшего по политической статье, бухгалтерские курсы. Работал сначала бухгалтером в домоуправлении, потом в автотранспортном предприятии, вплоть до 1962 года. Этой внешней стороне жизни Борис Чичибабин не придавал решающего значения. Он как-то умел жить, всегда оставаясь самим собой. Главными были для него внутренний мир, его внутренняя свобода. В автобиографической прозе «Выбрал сам» он так писал об этом: «Хоть обстоятельства отучали заниматься литературным делом, отучить быть поэтом невозможно. Это так же, как со свободой. Если есть у человека внутренняя свобода — он будет свободен и в тюремной камере, где пять шагов в длину и шаг в ширину… и эту внутреннюю свободу никто у него не отберет — никакие лагеря, никакие тюрьмы, никакие преследования».
Работая в домоуправлении, он познакомился с Матильдой Федоровной Якубовской и перешел к ней жить, в маленькую чердачную комнату в самом центре Харькова (ул. Рымарская, 1). Во второй половине 1950-х постепенно образовался дружеский круг, состоявший из художников, поэтов, артистов и просто людей, любящих поэзию. По воспоминаниям друзей, пришлось выделить определенный день (среду), чтобы не слишком досаждать хозяевам. Об этих «чичибабинских» средах многие очевидцы сохранили яркие воспоминания. Бывали и приезжающие к родственникам в Харьков известные поэты: Борис Слуцкий, Григорий Левин, Григорий Поженян. Приглашенный на официальное выступление в Харьков, приходил знакомиться Евгений Евтушенко. Борис Слуцкий способствовал публикации стихотворений Чичибабина в журнале «Знамя» в 1958 году.
После выхода первых сборников в 1963 году, почти одновременно в Москве и Харькове, имя поэта стало известно не только в родном городе. Наконец он мог оставить бухгалтерскую работу и перейти на литературную. С 1964 по 1966 год Чичибабин руководил литературной студией при библиотеке Дома культуры связи. Студия пользовалась популярностью у харьковчан: возраст участников был от 16 до 70 лет, — но просуществовала она недолго. В начале 1966-го ее закрыли: поводом послужило занятие, посвященное Борису Пастернаку. Конечно, дух вольнодумства, царивший в студии, тоже сыграл свою роль. По странному стечению обстоятельств, после трехлетней волокиты, Чичибабина в этом же году приняли в Союз писателей. Но после закрытия студии, чтобы иметь какие-то средства к существованию, поэт был вынужден снова пойти на конторскую работу. Он проработал 23 года в Харьковском трамвайно-троллейбусном управлении, занимаясь документацией, деловыми письмами, отчетами в материально-заготовительной службе. Чичибабин всегда подчеркивал, что это была не бухгалтерская работа, которая отнимала бы у него гораздо больше времени и сил. На всех работах он числился под своей паспортной фамилией Полушин (фамилия усыновившего его отчима); Чичибабин — литературный псевдоним по фамилии матери.
В середине 1960-х Чичибабин издал еще две книги в Харькове, но свои «главные», как он сам говорил, стихотворения не мог туда поместить, так как они не прошли бы советскую цензуру; некоторые были напечатаны, но в искаженном виде. Он был недоволен этими книгами, временами даже стыдился их. «При желтизне вечернего огня / как страшно жить и плакать втихомолку. / Четыре книжки вышло у меня. / А толку?» («Уходит в ночь мой траурный трамвай…»).
Несмотря на все превратности судьбы, Борис Алексеевич старался сохранить веру в справедливость и человечность советского строя. Но пришедший на смену оттепели идеологический режим, реабилитация сталинизма, начавшиеся политические процессы выбивали почву из-под ног и не оставляли ни малейшей надежды на будущее. И в личной жизни наступает кризис: приходит конец взаимопониманию и терпению. Чичибабин тяжело переживает сложившуюся ситуацию. Едва ли не самые трагические стихотворения «Уходит в ночь мой траурный трамвай…» и «Сними с меня усталость, матерь Смерть…» написаны им в это время…
Наша встреча помогла ему выстоять и не сломиться. Случилась она осенью 1967 года: мы были немного знакомы по литературной студии, которую я посещала. С тех пор мы уже не расставались. Через какое-то время в одном из сонетов появятся такие строки: «…И сам воскрес, и душу вынес к полдню, / и все забыл, и ничего не помню. / Не спрашивай, что было до тебя». Чичибабин решает кардинально изменить свою жизнь. Из автобиографической прозы «Выбрал сам»: «И с тех пор (примерно с 1968 г. — Л. К.-Ч.) я перестал думать о печатании, стал писать, смею думать, лучшие мои стихотворения совершенно свободно, заранее зная, что они никогда не будут опубликованы…». Тем не менее, стихи Чичибабина иногда печатались в зарубежных изданиях, переданные туда его друзьями. В московском «самиздате» в 1972 году появился сборник стихотворений, изданный в машинописном варианте Леонидом Ефимовичем Пинским, известным литературоведом и поклонником творчества поэта.
В 1973 году в харьковском отделении Союза писателей вспомнили о 50-летнем юбилее поэта и устроили творческую встречу с ним. Писателей пришло немного — вероятно, были наслышаны о крамольных стихах Чичибабина. Не обошлось без представителей учреждения, бдительно следящего за моральным обликом «письменнишв». Чичибабин читал свои новые стихотворения: «Тебе, моя Русь…», «Больная черепаха…», «Проклятие Петру», «Памяти А. Твардовского» и др., звучавшие диссонансом к привычным для слуха в стенах «спiлки» стихам. Вскоре Чичибабину предложили принести стихотворения, которые он читал, и, как следовало ожидать, произошло унизительное для него разбирательство на правлении «спiлки», с исключением из СП. Сам Борис Алексеевич признавался, что давно потерял всякую связь с Союзом писателей. В автобиографической прозе написал: «А конкретным поводом для исключения были стихи о Твардовском, стихи „отъезжающим“, „С Украиной в крови я живу на земле Украины…“. То я — украинский националист, то я — сионист… Так и не разобрались, кто я на самом деле».
После исключения из Союза писателей в повседневной жизни ничего не изменилось, но явственнее стало чувствоваться «дыхание» КГБ. В апреле 1974 года Чичибабина вызывали в это учреждение — в ходе «беседы» звучали предупреждения и угрозы. Он даже был вынужден подписать бумаги о том, что не будет читать своих антисоветских стихов и давать людям самиздат. Поскольку в действительности Чичибабин не перестал этого делать, в случае доноса его легко могли привлечь к «уголовной» ответственности. Но, слава Богу, все обошлось. Правда, ему доставляло огорчение, что он лишился писательского билета, по которому мог посещать писательские книжные лавки в Москве, Ленинграде, Киеве.
При внешней оторванности от писательской среды, духовной изоляции Чичибабин никогда не испытывал. У него были замечательные друзья-единомышленники, с которыми он состоял в переписке и непрерывном творческом общении. Это философ, культуролог Григорий Померанц и поэт Зинаида Миркина, литературовед Леонид Ефимович Пинский, в доме которого он знакомился с новинками самиздата, поэт, драматург Александр Галич, любимый сказочник, прозаик Александр Шаров в Москве; Евдокия Ольшанская, Юрий Шанин, Гелий Аронов, Мыкола Руденко в Киеве. И многие другие в разных городах бывшего Союза. Был и харьковский круг друзей, помогавший выжить в глухие для поэта годы.
Об этом, почти 20-летнем, периоде своей жизни Чичибабин напишет: «Жил, спорил, радовался людям и думал, что жизнь так и пройдет, и кончится. Человек независимый, я выбрал свою судьбу сам, свыкся с ней. Свое дело сделал — написал стихи, а дальше… И вдруг — перестройка, гласность. Меня стали публиковать, восстановили в СП (с сохранением стажа)». На собрании разное было, кто-то произнес: «Что мы тут говорим — жизнь человека прошла».
Но жизнь прошла не бесследно для Бориса Чичибабина. Стихи, написанные десятилетия назад, пришлись впору перестроечному времени: регулярно публикуются подборки стихотворений в периодической печати, проходят творческие вечера в Москве, Ленинграде, Киеве и др. городах. В 1989 году в московском издательстве «Известия» выходит книга Бориса Чичибабина «Колокол», получившая Государственную премию в 1990 году. Книга была издана «за счет средств автора»: инициатива издания принадлежала нашему московскому приятелю Владимиру Нузову, он же профинансировал выход книги. Чичибабин включает в нее стихотворения, распространявшиеся в машинописных списках и читавшиеся только в кругу друзей. В предисловии к книге, названном «Кротость и мощь», Евгений Евтушенко написал так: «Думаю, что он (Чичибабин — Л. К.-Ч.) постепенно выработался в одного из крупных современных поэтов. Дело не только в таких шедеврах, как „Красные помидоры кушайте без меня…“, или „Сними с меня усталость, матерь Смерть…“. Без этих стихов невозможна отныне ни одна настоящая антология русской поэзии. Дело и в судьбе, соединившейся с даром. Судьбу я понимаю не только под фактами личных трагедий Чичибабина — он и сидел, и был исключен из Союза писателей за защиту им Твардовского, и жил долгое время в безвестности и полунищете. Основное слагаемое судьбы, гораздо большее, чем самые трагические обстоятельства, — это характер. Самое замечательное в Чичибабине — его характер. Характер очень русский, очень славянский, именно по восприимчивости к боли и бедам не только русского, но и всех других народов. Говоря словами Достоевского, „всемирный всеотклик“…».
