* * * Мы с детства трудились, как совесть велит, * [11]{450} скитались в солдатской шинели. Акации пахли, и шпанки цвели, и птицы на ветках звенели. Бывало, проснешься и шасть на крыльцо, — и, шалостью души затронув, дышала речушка хмельцой-мокрецой, и пахло сиренью со склонов. И мне ни за что, никогда, никуда от памяти этой не деться. Мы честно прожили былые года, друзья и товарищи детства. Но падали бомбы, поля пепеля, стонала земля пригорюнясь. Прощайте, девчонки! Прощайте, поля! Моя опаленная юность! И не была наша печаль коротка в казармах военных училищ. Вернулись — и нет над рекой городка, от школы одни кирпичи лишь. А за морем снова на юность, на мир гремучие грузы подъемлют. Так пусть же получше посмотрят они, вглядятся попристальней в землю, которую Грозный пытал и рубил, Батый опрокидывал на кол, в которой Чайковский мечтал и любил и Чехов смеялся и плакал, где знали сомненья, от стужи сомлев, и все ж не гнушалися долей, предчувствуя в этой холодной земле тепло материнских ладоней. Так пусть они всмотрятся в наши черты, в наш день, что надеждою светел, и знают, что люди любовью горды и пламенем платят за пепел. <1953, 1965> Дороже всех сокровищ, о город мой родной, ты жизнь мою затронешь той площадью одной, где в память павших братьев, погибнувших сестер, мы будущего ради навек зажгли костер. Бессмертный дух партийцев не может оскудеть. Их подвигом гордится рабочий и студент. Их песни не умолкли, хоть песенник уснул, к ним стали комсомолки в почетный караул. Не может тот исчезнуть, забыться и пропасть, кто потрудился честно и пал за нашу власть. Добро, мой город, щедрый, что слёз с лица не стер. Пылает в самом центре торжественный костер. Бывает, что, минуя чинушу и ханжу, за помощью к нему я ночами прихожу. И видят магазины и дальние дворы, как свет неугасимый на площади горит. Горит, неостывающ, ни летом ни зимой. Сверни к нему, товарищ, когда идешь домой. Коль ты не гость случайный, не высмотрщик пустой, по-воински в молчанье у пламени постой. И пусть тебе не спится, грядущее зовет. Огня того частица в душе твоей живет. Не позднее 1965 Хлеборобу с кем меняться долей? Он с самой природою в ладу: добрый дождь клевал с его ладоней, дальний ветер запахами дул. Он не ждет награды от кого-то. С ним дружны пчела и соловей. От его стекающего пота вся земля родней и солоней. Он давал названья и оценки, применял приметы и права и дарил Толстому и Шевченко заповедно-вещие слова. Нет почетней властвовать над почвой, в светлом мае, в августе сухом постигать таинственный и точный урожаев будущих закон. Добрый труд — грядущего основа. От любви яснеет влажный лоб. Хлебороб. Как свято это слово! Для людей хлопочет хлебороб. Нам, работе выученным с детства, не забыть нигде и никогда, что поденный подвиг земледельца есть начало всякого труда. Он от солнца высветлен и солон и, заботой полон кодцовской, зажигает в колыбелях зерен золотые души колосков. Не позднее 1965 Поэты шкур не берегут, но и у риска есть различья: упасть на бревна баррикад, по пьяной лавочке разлечься. Смотрели все Гомеру в рот, а был он белый, как береза, но — кто поэт и кто народ — никто, поди, не разберется. В страстях шершавых, как в шерсти, прямой наследник Прометеев, крестил нас радостью Шекспир и стал шутом у грамотеев. Громящий косность и корысть непримиримо, по-бойцовски, как мир, бескраен и горист, клепал плакаты Маяковский. Поэт — родня богатырю, он движет мир и молньи мечет. Я наши дни боготворю. Так нам ли быть тусклей и мельче? Иль от мальчишеских обид в цинизм удариться за чаркой? От тех стихов мозги снобит, душе ж ни холодно, ни жарко. И не такой уже простой, возьмет читатель невзначай их и спросит ласково: «Постой, а что, бишь, это означает?» Нет, если ты всего шутник, то и цена тебе полтина в базарный день. А в наши дни, как жизнь, поэзия партийна. Хвала героям и борцам под сединою и загаром, чей обжигающий бальзам не для бездельников заварен. Кто верен нашему костру, кто ширь таежную облазил, стоял у атомных кастрюль и заставлял светиться лазер. И если ты мне вправду брат, коль ты доподлинно товарищ, гори с людьми, их братству рад, в работе будь неостывающ. Будь дерзкий, с косностью воюй, но, большелобый и рукастый, гордись партийностью своей и от святынь не отрекайся. С утра трудись, как дровосек, клонись, как сеятель, к тетрадям — затем, чтоб стих твой был для всех, но и обличья не утратил. Не позднее 1965 вернуться Первоначальный вариант см. с. 733 /В файле — Раздел 3; Из рукописного сборника 1953 года; «Прощайте, деревья! Прощайте, поля!..» — прим. верст./. |
