Где я ещё протупил? Что профорготил? И главное — почему?
Хотя — кого я обманываю? Я знаю, почему. Потому что мне в голову каждую ночь вкручивают шурупы, которым в моей голове совершенно не место. И я ничего не могу с этим поделать.
Дело даже не в снах. И не в том, что в них показывают. Ну, убийство. Ну, кричат. Ну даже в чёрную дыру погружаются. Всё это можно и в сериале каком-нибудь увидеть. А я и по жизни всякого навидался, меня такими картинками удивить сложно. Тут другое. Всё это сопровождается какой-то псятиной, в которую я не то чтобы поверить, я её представить себе не могу. Вот эти все великие сущности, павлин-мавлин этот самый, людей ненавидящий... Это вообще что такое?
И самое неприятное. В тот момент, когда я всё это вижу — я как бы понимаю, что это всё такое. Типа всегда знал. Потом проходит. Но чувство неприятное. Очень. Мне даже писать об этом неприятно. Хотя не писать не могу. Давление какое-то вроде бы таким образом снимаю. Ну как бы полегче становится, что-ли.
А вот когда я пишу про Арканар — тут мне хорошо. Я всё понимаю. Ну да, жили те льюди трудно и не знали деятельного гуманизма. Но всё-таки совсем уж зверьми не были, и какие-то понятия имели. Тот же Пиц Шестой, например. Он же, в общем-то, неплохим человеком был. Ну, с поправками на средневековые представления.
Кстати о забывчивости! Совсем забыл один момент. Ну то есть я-то его помню, записать забыл. Про короля и дона Рэбу.
Почему Пиц Шестой так доверял своему фавориту? Настолько, что доверил ему инсценировку отравления?
А причины были. Прямо связанные с тем, почему Пиц не собирался продолжать династию, а намеревался встать во главе Ордена.
Начнём с того, что продолжить династию Пиц Шестой не мог при всём желании, а достойных преемников не имел. И отмена Коронного Артикула в данном случае не помогла бы.
Пиц Шестой был единственным законным сыном Пица Пятого. Того самого сына старшей сестры Пица Четвёртого от эрцгерцога Кор-но-Астра-но-Соана, толкового юноши с формальными правами на соанский трон. Пиц Пятый был не только удачлив, но и любвеобилен. У него было множество любовниц и сколько-то бастардов от них — тот же Вага Колесо, например. Но с династической точки зрения всё это было неважно. Важны были официальные отношения.
Арканарский королевский дом роднился исключительно с уроженками метрополии. Пара исключений были сделаны ради соанок из очень хороших семей. Также имела место история принца Хаара и прекрасной меднокожей Яиневниворы. С точки зрения литературной это была красивая трагедия. С точки зрения политики — неудачная попытка продвинуть политическое влияние Арканара за Красный хребет путём устройства династического брака. Попыта провалилась, Яиневнивору отравили. По официальной версии, ируканские шпионы, по неофициальной — меднокожие, на самом деле, похоже, эсторцы; Левин дальше рыть не стал. Но подобная экзотика была не действующих величеств. И особенно для Пица Пятого. Который в силу известных обстоятельств всю жизнь доказывал, что он король какой надо король. Так что женат он был на эсторской аристократке, почти безупречной во всех отношениях. Почти — потому что, несмотря на постоянные беременности, доносить ребёнка ей удалось только дважды. Старший брат будущего Пица Шестого родился шестимесячным, хиленьким, и довольно быстро умер от чего-то вроде пневмонии. Второй выжил и впоследствии стал королём Пицем Шестым.
Молодого короля очень берегли. В том числе и как носителя королевской крови. Однако с браком у него всё время возникали проблемы. Сначала была длинная история со сватовством к девушке из старого эсторского рода, уже давшего Арканару двух королев. Дело сорвалось из-за имущественного вопроса: глава рода переборщил с претензиями. Потом подвернулся вариант с совсем маленькой девочкой, которую семья буквально продала за арканарское золото. Дело уже было сделано, девочку отправили в Арканар — подрастать при дворе. Корабль затонул посреди пролива из-за внезапно налетевшего шторма, никто не спасся. Король не стал платить обещанных денег, семья потребовала полной уплаты за товар. Дело тянулось несколько лет, в конце концов сошлись на трети суммы. И только после всего этого Его Величеству подвернулся вариант, привлекательный во всех отношениях. Очень родовитая эсторка, просватанная ещё до рождения, осталась свободной из-за смерти жениха. В активах у неё имелось безупречное происхождение с толикой крови правящей династии, красота и прекрасное воспитание. В эсторском, разумеется, духе.
Тут опять придётся объяснять. Я про Эсторскую Империю подробно не писал. А надо бы.
В отличие от диковатого Арканара, с его простыми нравами, Эсторская Империя была государством старым, с традициями. Эсторская аристократия была не чета грубым арканарским мужланам. У неё был свой кодекс чести и представления о достоинстве. Например: арканарские аристократы дрались на дуэли, когда чувствовали себя обиженными. Эсторцы были выше этого: они презирали случайные чувства. Они следовали правилам, изложенным в Императорском Дуэльном Кодексе. В котором излагались сто тридцать семь причин вызова на дуэль. Из числа коих сорок восемь требовали смертельного поединка. Поэтому дуэли между эсторскими донами случались раза в четыре чаще, чем между арканарскими, и обычно приводили к долговременной вражде семейств... Или вот взять гордость эсторского правосудия — квалифицированные казни. Арканарцы заимствовали пыточно-экзекуционные умения у эсторцев, достигших в этом огромного мастерства. Эсторские палачи были учителями и наставниками арканарских (даже дон Рэба держал при себе опытного эсторского палача по прозвищу Голый Дьявол). Однако арканарцам недоставало эсторского изящества. Например, эсторцы перед казнью первой степени — обычно применяемой к государственным изменникам — палачи устраивали казнимому обед с вином и десертами. Во время которого в подробностях обсуждали сценарий предстоящей процедуры. Со стороны будущей жертвы считалось хорошим тоном участвовать в беседе, а под конец — внести какой-нибудь интересный штришок или обратиться к небольшой просьбой. Например, один высокопоставленный эстет, которому на второй день казни намеревались выжечь глаза, пожелал, чтобы этим занялся красивый юноша, а не какой-нибудь мужлан — так как последнее зрелище в его жизни должно быть приятным. Другой, которого собирались варить в кипящем масле, попросил добавить в него ароматических веществ, ибо он, видите ли, не переносил запаха кипящего масла... Если просьба уважалась, считалось хорошим тоном во время экзекуции поблагодарить распорядителей казни за проявленное понимание. Поэтому, в частности, некий умучиваемый аристократ, когда ему хотели разможжить язык специальным прессом, учтиво попросил повременить — этот орган должен был ему понадобиться позже, во время соскребания кожи с груди. Он просил, чтобы палач не прикасался к его фамильной родинке. И желал иметь возможность выразить свою признательность.
Понятное дело, что всё это было проявлениями знаменитой эсторской спеси. Но гонор эсторских аристократов мерк по сравнению с тем, как себя держали эсторские аристократки. Эти с детских лет воспитывались в сознании своей исключительности — и своего долга эту исключительность поддерживать любой ценой. Внешне это проявлялось в своего рода смирении, основой которого была лютая гордыня. Особенно это проявлялось в матримониальных обычаях. За кого бы благородную дону не выдали, она должна была быть безусловно предана мужу, жить его интересами, исполнять все его желания и прихоти, и непременно родить ему хотя бы одного наследника мужского пола. Неспособность выполнить хоть один пункт из этой программы — особенно насчёт потомства — считалась более чем достаточной причиной для самоубийства. Разумеется, изящного, в эсторском духе. Яды и удавка не пользовались популярностью — от этих могло пойти синими пятнами лицо, а в гробу нужно было выглядеть подобающим образом. Принято было вскрывать вены. Не на руках, разумеется — это портило руки — а в паху. Расположение сосудов и детали процедуры эсторская девочка обычно узнавала от мамы. Вместе со способами предохранения от нежелательной беременности. В браке эсторские аристократки были безупречно верны (если, конечно, муж не требовал иного — случалось и такое), но добрачная невинность считалась добродетелью низших классов. Эсторские девушки обычно успевали до бракосочетания изучить премудрости физической любви. Супруг, таким образом, мог не тратить время даром, а сразу получать удовольствие.
