Обязанности у отца Кабани были простые. Сторожить домишко, отслеживать перемещения посторонних. Ну и самое главное — пить. В смысле — пить со Званцевым и его друзьями.

Закрыл уже файл. Хотел пойти помыться, в горячей водичке полежать — и баиньки. И уже воды набрал. Но вот чувствую — чего-то не договорил. И даже понятно, что. И тут такое дело: вроде и не хочется это поднимать, но вроде как и оставлять без объяснений тоже не хочется. Во всяком случае, если ты, Лена, будешь это читать. А я где-то как-то на это рассчитываю.

Короче. Такое дело. Как бы это сказать-то.

Ну начнём вот с чего. Тому же Левину было абсолютно понятно, зачем Малышеву собутыльник. Мне тоже. Любому технику со станции, кому эту историю расскажи — тоже поймёт, ещё и посочувствует. А вот тебе, Лена — поди объясни. Как это ты тогда сказала, когда я приехал малость перебравший? "Не понимаю, что люди находят в этом примитивном наркотике".

А ведь и в самом деле. Что?

Давай вот так, логически. Мы — космическая цивилизация, покорители пространства и где-то даже времени. Мы освоили довольно заметную часть галактики, и уже посматриваем на другие. Мы умеем делать разные штуки, от которых у самих волосы дыбом встают. У нас нет материальной нужды, всё доступно, всё даром. Что не очень доступно — можно достать, если приложить минимальные хотя бы усилия. Если у тебя есть способности — вокруг полно интересных занятий. Если нет способностей или желания — имеется полно необременительных занятий. То же самое ГСП, например. Вообще ничего не хочется — пожалуйста, водорослевая ферма, место спокойное и приятное. Можно вообще ничего не делать. Ну или там всю жизнь книжку писать, картины рисовать, вот это вот всё. О такой жизни тысячи поколений мечтали.

И при сём при том — сорок процентов мужчин в возрасте от тридцати лет пьют. Не в смысле "иногда употребляют по чуть-чуть", а в смысле — практически каждый день. По дополуденным меркам — довольно серьёзно. Просто мы сейчас умеем снимать похмельный синдром и убирать всякие прочие последствия. Так что вреда от этого нет. Но — зачем?

Ну я скажу. Извини, если коряво.

Алкоголь даёт что-то вроде смысла. Ну как бы это сказать-то... Не то чтобы смысла жизни. Смысл жизни у нас у всех есть и он у нас понятный. Не люблю всех этих слов типа "служение человечеству", но что-то где-то в этом роде, так ведь? Ну в общем да. По-другому и быть не может.

Но есть как бы ещё один момент, о котором говорить обычно не любят. Неприлично. И оно должно оставаться неприличным. Это я тоже понимаю. И все понимают. Потому что все мы люди воспитанные. Даже не так — Воспитанные. С большой буквы. Ну, конечно, величина буквы от человека зависит. Но всё-таки этого мы добились.

Опять-таки, как бы сказать-то... Ну вот у Строгова в "Стажёрах" есть такое место. Где коммунар Пахмутов выступает перед экипажем американской космической станции. Мы его наизусть заучивали, до сих пор помню.

"Создать идеальное общественное устройство способен только Человек Воспитанный — человек, победивший в себе ленивую и косную волосатую обезьяну, наследство эволюции, или хотя бы как-то договорившийся с ней, приручивший её, ставший ей хозяином. Высокая Теория Воспитания представлялась нам главным орудием преображения. Пока Высокая Теория Воспитания не будет создана и реализована практически, ничего принципиально нового с человечеством не произойдёт. Мы будем совершенствовать технологии, открывать новые законы, потреблять всё больше, всё разнообразнее, мы будем беспредельно совершенствовать процессы потребления, и ленивая волосатая обезьяна в каждом из нас будет говорить: Хорошо! Отлично! Ещё! Ещё! Больше! Слаще! Как это прекрасно: чтобы было весело и ни о чём не надо было думать!"

Ну вот сейчас понятно, что Строгов был прав. Мы обезьяну победили. Или приручили. И посадили в клетку. Но не убили. И не перевоспитали. И она, хоть и сидит в клетке, но обезьяной быть не перестала.

Так вот, обезьяна в человеке хочет всяких разных вещей. В том числе и тех, которые НЕЛЬЗЯ. Ну или просто нельзя. Или можно, но очень нежелательно и тебе же хуже будет. Или даже таких, которых в современном мире просто нет. И быть не должно. Но поди ей это объясни. Она тебя слушать не собирается. А вот  тебе будет на ухо шептать — где твоя стая, где твои детёныши, почему ты не висишь на ветке и не дерёшься с другими стаями? И не получая ответа, начинает ныть, что ты зря живёшь, что это не жизнь вообще, вот это вот всё.

А вот алкоголь всё это снимает. На время, конечно. Но тебе кажется, что у тебя вот это всё есть. Что твоя жизнь имеет смысл. Тот, древний, обезьяний.

Причём эту функцию этиловый спирт выполняет всю человеческую историю. Потому что обезьяньего счастья на всех никогда не хватало и хватить не могло. Так что умные люди подумали-подумали, да и оставили всё как есть. Пусть себе выпивают. Тем более, что это почти безвредно.

Извини, что сумбурно получилось. Я как-то раньше на эти темы не особенно задумывался. Понимал — да. А вот чтобы формулировать — повода не было.

Это я всё к чему. У Званцева-то ситуация была прямо обратная. У него была задача — самому не превратиться в обезьяну. То есть в настоящего средневекового барона. Который из него буквально пёр и лез, по мнению Бориса. И которого Званцеву приходилось одновременно отыгрывать — и осаживать.

Ну а такие стрессы тоже снимаются алкоголем. И хорошим собутыльником. Потому что алкоголь — наркотик социально-позитивный. Выпившего к людям тянет. А не наоборот, как в случае всяких прочих химикатов.

Так вот, бывший палач оказался просто превосходным собутыльником. Пить с ним было одно удовольствие. Потому что он людей чувствовал. И умел помочь человеку раскрыться.

И это было совершенно безопасно. Потому что у отца Кабани была сильно выраженная алкогольная амнезия. Проспавшись после обильных возлияний, он уже ничего не помнил о том, что было, о чём говорили, и так дале. Так что перед ним можно было спокойно изливать душу, не опасаясь сболтнуть лишнего.

Ну и момент технический. Силикетовый сейф с фемтопроцессором. Который на пьяного и спящего отца Кабани не реагировал. Видимо, биосканер оценивал его в таком состоянии как существо неразумное и безопасное. То есть можно было спокойно выпить, дождаться того, что старый палач слетит с копыт, и спокойно заправить подсумки золотом.

Малышев с ним тоже выпивал. Наверное, с удовольствием. Однажды, правда, пожаловался непьющему Бунге, что у отца Кабани есть неприятная привычка — сильно набравшись, он начинал беседовать с воображаемым доном Рэбой. Ругал его, умолял взять обратно. Требовал вернуть ему его изобретения, особенно мясокрутку. И всё такое прочее.

Антона это злило. Ну не переваривал он дона Рэбу. Ни в каком виде не переваривал.

Очень это неприятно — просыпаться от женского крика.

Нет, у меня не галлюцинации. То есть, конечно, именно галлюцинации. Но как бы законные, нормальные. Сон — это, собственно, что? Галлюцинации. Ну так вот, мне приснилось, как женщина кричит.

Самое плохое, что я её знаю, эту женщину. Майя Тойвовна Глумова. Правда, вот такого крика я от неё никогда не слышал. Да и от других тоже.

Хотя нет, вру. Однажды пришлось. Слушал запись со станции "Маяковская-13". Которая плавала в хромосфере красного карлика ЕН 909 и в конце концов на него упала. Там восемь человек погибло. Включая руководителя проекта, астрофизика Герье и его практикантку. Она-то и кричала.

Почему меня позвали это слушать? Потому что профессор Герье был воспитанным человеком. Например, ни при каких обстоятельствах не перебивал женщин. И пока девушка орала от ужаса, он вежливо замолкал. А между криками — наговаривал в передатчик, что, собственно, произошло. Ну то есть что именно разладилось в плазмостате, в который закачивали из звезды вещество. К сожалению, он не успел рассказать всё. Очень уж девушка голосила. И сбивала его с толку. Так что он несколько раз вместо названия конкретных деталей установки зачитывал с экрана складской номер. Информация в омегу не писалась, так как профессор зашёл в своих опытах несколько дальше, чем дозволялось техникой безопасности. Всё осталось на складском компе, который сгорел вместе со станцией. Меня позвали, чтобы я хотя бы приблизительно попробовал распознать, что там где было. Потому что склад на орбите уцелел, вот только структура хранения оставалась непонятной.