Подцепить бы рыбу-меч, и с ней сразиться. Но попадались окуньки, лещи, плотвица. Я был лучший — взял сома длиною с руку. Плюс поймал я просто вот такую… Не, вот такую… Просто ВОТ ТАКУЮ щуку! Рыбак рыбаку Заварит чайку, А сам отхлебнёт коньяку. И было так в рассветный час: Поймал я рыбку золотую. Сказал ей сразу, напрямую, Что водка кончилась у нас. Вдруг напали сомалийские пираты. Мы орали: «Ё-ё…! Вы откуда тут, ребяты?» Но мы отбились, мы стреляли из нагана. Но мы ошиблись, то была рыбоохрана. На прощанье надо в реку (есть примета) Кинуть деньги, но закончились монеты. Так что за борт капитана мы швырнули, Чтоб вернуться снова в следующем июле. И поехали домой! Рыбак с рыбаком, Кунак с кунаком, Земляк с земляком, Моряк с моряком, Синяк под хмельком, Босяк босяком, Петрович молчком, Андрюха бочком, Маркуша с матком, Мишаня ползком… Ну, хватит! В Москву прямиком. Свободная частица Ты знаешь, Петя, я зауважал науку. Сейчас такое злое время на дворе, Страна не та уже давно, а скорость звука Всё та же, что при батюшке царе. Ах, как печально… На пеньке сидит ворона. Пришли лопахины и вырубили сад. Из вечных ценностей — один закон Кулона, Да площадь круга всё ещё пи-эр-квадрат. Народ стал счастлив, с непривычки мается. Стабильность — кушай тюрю и толстей. А вот Вселенная тихонько расширяется, Причём без разрешения властей. А нам бы взять в пример природу, А нам бы возлюбить свободу. Растёт сознательность и крепнет рубль, И лишь мозги одни идут на убыль. Все девять муз, рождённых Мнемозиной, Удавлены верёвкой бельевой. Жива лишь муза телевидения — это мужчина, Но с женским торсом и ослиной головой. Певица N пришла со свежим кавалером, Актёр Счастливцев бросил пятую жену… Какая ширь, масштаб Шекспира и Гомера — Испытываешь гордость за страну. Какой гламур, какие глянцевые лица! Летит сквозь них элементарная частица, Летит, как нож сквозь тесто, Как сквозь пустое место. Пустому месту не пристало пузыриться. Эх, нам бы воспарить, как птицы, Эх, нам бы взять пример с частицы! Она свободна, жаль, её не видно — Как гражданину это мне обидно. Народ не в курсе, что на свете есть нейтрино И дуализм корпускулярно-волновой. Всем правит бог стяжательства — мужчина С хорошим галстуком и волчьей головой. А всё давно уже описано в скрижалях, Забыли мы ветхозаветную мораль: Во многих деньгах, Петя, многие печали, Умножая деньги, умножаешь и печаль. А сам я, грешный, тоже — деятель культуры. Алкаю денег, как все слабые натуры. Мне стыдно, что алкаю, И с горя я лакаю, И пересчитываю, весь в слезах, купюры. Мне б самому открыть чего-нибудь такое, Ну — хоть закон переливания из порожнего в пустое. Но курица не птица, Я тоже не Капица, Лежу, коплю в себе энергию покоя. Хоть ты, частица, проявляй упрямство. Давай, залётная, пронзай пространство! Мы не способны: тюря есть, и ладно. Как гражданину это мне досадно. Летит нейтрино сквозь рогатки и препоны, И за Можай его, нейтрино, не зашлют. Закон Кулона не объявишь вне закона, Ну разве что через Басманный суд. Эх, федералы, упразднили инквизицию, А ей бы поработать над страной, Мы привлечём Джордано Бруно в оппозицию За неимением оппозиции иной. А по закону, Петя, третьему Ньютона, Чем больше давят нас, тем крепче оборона. Да здравствует наука! Плесни за скорость звука, За Менделеева плесни и Клапейрона. И пусть цена потугам нашим три копейки, Меняйте гимн, закон, устой, устав, уклад, Но площадь круга ныне, присно и вовеки, Упрямо, всем назло — пи-эр-квадрат. Эх, нам бы воспарить, как птицы, Эх, нам бы взять пример с частицы… Она свободна! Жаль, её не видно — Как гражданину это мне обидно. Северная серенада Во Флоренции нынче тепло, И в Вероне, наверное, солнце. И веронцы, надувшись вина, К сеньоритам идут под балкон. Им с балконов платочки летят, И поют молодые веронцы О большой итальянской любви Макаронным своим тенорком. |
