Если жизнь пришла в упадок, Если ходишь сам не свой, Съел кусочек — и порядок! Вкус устойчивый такой! Спасает от прыщей говно, От перхоти и СПИДа, Так как без сахара оно, С ксилитом, карбамидом, Просто добавь воды в говно, Получишь лучше, чем вино. Ведь стоматологи всех стран Говно рекомендуют нам! Что за сделка без обман? Что за пьянка без вина? Что за ширка без баяна? Что за жизнь без говна? В огне не тонет, не горит, Прослужит долго очень. И запах пота устранит, И имидж ваш упрочит, Причём тут пальцы, старина? Мы все зачахнем без говна! Ведь это вам не «Panasonic»! С говном и бедность не страшна! Берёшь обычный пирожок Да и в говно макаешь. Почувствуй разницу, дружок, Иначе проиграешь! А вот холодное дерьмо Заменит десять эскимо. Скорее покупай, страна, Две палочки хрустящего говна! И гребёт народ активно Массу всяческой фигни. Всё надеятся наивно Пережить критические дни. Уж так у нас заведено: Давным-говно, говным-давно — Говным-говно. Кефирный рок-н-ролл Ох, что-то стали мы не те, Стареем тихо на тахте. И там, где был адреналин, Теперь один холестерин. Не дышит нос, не видит глаз, И печень лезет в малый таз, И мы уже идём в отказ, И эти штучки не для нас. Над душой поёт Земфира, На столе — пузырь кефира, Так проходит слава мира, Так стареют пацаны… Тапки, кухня, борщ, котлета, Магазин, диван, газета, Под журчание клозета И под шум жены. А помнишь, были мы орлы И пели, что твои «Битлы». И рюмки были нам малы, Ломались стулья и столы. И много пелось и пилось, И жизнь летела вкривь и вкось, И вверх, и вниз, и вбок, и вдаль, Как самогонная спираль. А теперь лежим, кукуем, Встать с дивана не рискуем. Старикуем, старикуем, Ковыряемся в носу. Чуешь тяжесть, мой товарищ, Наших каменных седалищ? Я в печали, ем ночами — И кефир сосу. Ночной зефир струит божественный эфир. Жизнь наша — простокваша, просто каша и кефир… Давай покинем Эльсинор, Давай махнём через забор, Возьмём мотор, возьмём кагор, Возьмём забытый фа-мажор. Как молодые босяки, Устроим шабаш у реки, Пропьём портки и сюртуки, Очки, носки и башмаки! На кого же мы похожи С кислой, скучной, постной рожей? Эй, вставай, мой друг пригожий, Растрясём подкожный жир! Ну, давай, старик, схлестнёмся, Надерёмся, наорёмся И опять домой вернёмся — Кушать свой кефир. Пью, пью, пью, тащусь… Пью, пью, пью, тащусь… Пью, пью, пью, тащусь… Пью, пью, пью, тащусь… Пью, пью, пью, тащусь… Коррида в Барселоне На корриде в воскресенье Три испанских мужика Всё гоняли по арене Здоровенного быка. Пикадор, бандерильеро, Ну, и главный — матадор — Зарабатывали евро, Исполняли приговор. Бык сопел, роняя пену, Подбираясь к палачу, Думал: «Щас его поддену И маненько потопчу. Я его достану точно, Хоть он вертится, как вошь. Мужичонка худосочный — Ведь соплёй перешибёшь!» Матадор — пацан ершистый, Заводной такой сеньор. Дед, наверно, был франкистом, Этот в деда — живодёр. Бык бодал забор арены, Бык за лошадью скакал, Упирался рогом в стену — Неприятностей искал. Он ведь жил, ярма не зная, Жизнью гордой и простой. Да, свобода развращает… Бык решил, что он крутой. Ну стань в сторонке, не скандаля, Как щенок, поджавши хвост, — Ну тебя б забраковали И отправили б в колхоз. Нет же, бык, башка дурная, Лез упорно на рожон: «Забодаю, забодаю!» Так и помер, как пижон. Застывала кровь, алея На упрямой на губе. Борода Хемингуэя Померещилась в толпе. |
