Улыбаются все люди, день и ночь, зимой и летом, Я так понял, что с деньгами хорошо. Здесь не верят в чёрных кошек, но очень скверная примета, Если скунс тебе дорогу перешёл. Все тут братья — чёрный, белый. Все — как родственные души. Мне сказали: «Только в Гарлем не ходи!» Я спросил: «А дружба наций?» Мне сказали: «Это булшит! Дружба дружбой, но дистанцию блюди!» Всё тут тихо, мирно, скромно, пьют немного, Правда, в бизнесе недюжинная прыть. Пишут на деньгах: «Мы верим в Бога». Прям на долларах. Ну, чтобы не забыть. Нет брутальности родимой, соли крупного помола… Где разруха, где скандалы, где Чубайс? Здесь скандал — и тот без мата, мясо без холестерола. Здесь бомжи — и те в костюмах. Парадайз! Здесь богатым быть не страшно, не сошлют в тайгу, в болото Даже с парой миллиардов за душой. Если здесь бежит мужчина, то не потому, что его ловит кто-то А потому, что для здоровья хорошо. «Can I help You, Sir?» — «Of course! Формулирую вопрос: Вер из, дядя, винный лавка? Выпить хочется бикоз!» Я бы тоже утром бегал, если б с вечера не пили, А как не выпить-то с культурными людьми? Ты ж пойми, тут жил Стравинский (мы за это пили виски) Жил Шаляпин (пили водку), ты ж пойми! Вспоминал я там Россию, старый домик за оградой. Меж берёз — дожди косые, тишина… Так похоже на Канаду, жаль, что всё же не Канада. Но, однако же, родная сторона! И пора уже бы нашему народу Вместо Ленина — в каждом городке Поставить маленькую статую Свободы С «Джонни Уокером» в протянутой руке! Мы ж похожи с ними очень! Та же гордость, мессианство. Тоже умники и тоже трепачи. Если мы научим янки пьянке, а они нас пуританству, Нас вообще родная мать не отличит. Улетал с тяжёлым сердцем, было грустным расставанье, Всё же я сентиментальный человек. И, уже пройдя досмотр, обернувшись, на прощанье Пограничнику сказал: «I’ll be back!» Америка, Америка, простимся у плетня. Страна встаёт со славою на встречу дня! Иные времена
(переслушивая Галича) Жили-жили — оба-на! Глядь — иные времена! Мы тут слушали Бетховена давеча, А как закончилась в бутылке «Посольская», Я поставил Александра Аркадьича, И обуяла меня грусть философская. «Устарел он, — говорят мне товарищи, — Мы уж строй сменили к чёртовой матери, Личность есть, а культа нет — потрясающе! Трали-вали, торжество демократии! Шуршат лимузины, искрится вино, Жратвы в магазинах, как грязи полно! Текут инвестиции, крепится власть, И даже в провинции есть, что украсть! Живём в шоколаде, а что алчем рубля, Так не корысти ради, а радости для! Триумф креатива — апгрейдинг умов! А главное, пива сто двадцать сортов! Перспективы — мать честна!» Да, иные времена… А какая-нибудь бабка Кузьминична Небеса коптит в деревне заброшенной Под какой-нибудь Интой или Кинешмой — Расскажите ей про всё, про хорошее! Это ей вы расскажите, ораторы, Что свободу мы такую забацали: Хочешь, деда выдвигай в губернаторы! А хочешь, бизнес открывай с итальянцами! А бабка всё плачет, что плохо живёт — Какой неудачный попался народ! Отсталая бабка привыкла к узде: Ты ей о свободе, она — о еде. Ты что же не петришь своей головой: На всех не разделишь продукт валовой! Зато в Центробанке накоплен резерв, И скоро всем бабкам дадут по козе! Глянь-ка, бабка, из окна — Вишь? О! Иные времена. Но те ж за городом заборы, Те же строятся вожди. Генералы, прокуроры, Поп-кумиры да актёры — Честный люд, нечестный люд — Справно денежку куют. Вроде жареным не пахнет, Чёрный ворон не кружит, Олигарх над златом чахнет, У метро алкаш лежит. Складно врёт номенклатура — Счастье, мол, не за горой, А страна сидит, как дура, И кивает головой. Кому бутик открыть, кому окоп отрыть… А с Тверской страна не видна. А кто плохо жил, будет плохо жить. Это всё они — времена… В избе тикают с отдышкою ходики. И давление за двести, подняться бы… Но Кузьминична корпит в огородике, Рвёт амброзию артрозными пальцами. Деду стопочку нальёт — пусть поправится, Сыпанёт пшена в курятник с наседками, Аллохол глотнёт — и в Церкву отправится, Захромает бодро вслед за соседками. Идут бабуленьки мелки, белоплаточны, Идут гуськом благодарить Творца За желтизну пасхального яйца, За голубую неба непорочность, За пенсион свой — маленький, но прочный, Идут, крестясь от самого крыльца. Мешает лишь один холецистит Общаться с Богом. Ну, да Бог простит… |
