Ну и так как я не классик, Сам воздвиг себе Парнасик, Невысокий, двухметровый, А по мне-то в самый раз, Аккуратный, рукотворный, С деревянною уборной, Стол, скамейка, три берёзки — Персональный мой Парнас. Под столом лежит гитара И пустая стеклотара, На рассохшейся скамейке Томик Фрейдкина раскрыт. И живём, как в коммуналке: Муза в виде приживалки, Да пегас мой тугудумский, Да герой мой паразит. Паразит, паразит, Ой, герой-паразит! Ой, паразит мой герой, Ой, паразит… А вдали Парнасы высятся грядою, Там лавинами метафоры шумят, Строфы строго проплывают чередою, А над ними рифмы звучные парят. А тут сидишь и ищешь рифму к слову «днище», Собираешься «дружище» написать, Эти трое мне орут: «Пиши — козлище!», Вынуждают под их дудочку плясать. Тут у нас приют убогого пиита, Эти трое пишут пульку на песке С шумом, руганью: «А ваша дама бита!» Атмосфера, как в портовом бардаке. Господа, а не сбряцать ли нам на лире, Миру что-то типа «Мцыри» рассказать? А пегас кричит: Какие, на фиг, Мцыри! Не видишь, я прикупил на мизере туза. Я спел бы сладко, ласково «Ля-ля» — по типу Баскова, И чтобы не по матери, А чтоб как херувим, И чтобы без политики, Чтоб прослезились критики: «Какой светильник разума! А мы его гнобим». Бардак в моей гостинице, Коньяк в моей чернильнице, Конь скачет, Муза красится, Герой ушёл в запой. Какие, блин, наперсники, Такие, блин, и песенки — Ну что напишешь путного С такою шантрапой. Шантрапой, ой, С такой шантрапой, Шантрапой, шантрапой, Шантрапой… Дует свежий ветерок… И если честно, Это свинство мне по нраву самому: Обмакнёшь язык в чернильницу — прелестно! Нет, ребята, нам меняться ни к чему. Так что буду греть на солнце своё днище И в процесс культурный камушки бросать. Ну а кто там морщит нос? Отвянь, козлище! Вот опять — хотел «дружище» написать. Песнь о бодуне Вставай, похмельная страна, пропели петухи, Настало время Бодуна — расплаты за грехи. Бодун придёт, как Командор, огромный, мрачный, злой, Раздавит вас, как помидор, тяжёлою рукой. Вот Солнца шар от двух бортов поднялся над Землёй И хрип, и стон из тысяч ртов слились в протяжный вой. Мой друг, не время клясть судьбу, — Бодун стучит в твой дом. Вставай, народ! Все на борьбу с проклятым Бодуном! Мерещатся малиновые хари, Во рту — сушняк, пустыня Калахари, Хотя вчера, как будто, не бухали. По две бутылки — это ж не размах! И, как плохой актёр, ты будешь снова Играть царя Бориса Бодунова, Кричать: «Полцарства за стакан спиртного!» Мол, мальчики кровавые в глазах. Иной юнец хлебнет вина, с утра кричит: «Бодун!» Да ты не нюхал Бодуна, неопытный пачкун! А истинный Бодун крупней, он страшен, как война. Не знаешь, правда, что страшней: Бодун или жена. Он интернационален, есть у чукчей, у славян. Бодунидзе, Бодунович, Бодуненко, Бодунян. Все мы родом из Союза, всем народам нелегко: Бодунас, Бодунбердыев, Бодуниди, Бодунко. Но в мире он один такой, он лишь у нас в ходу. Родной, кондовый, боевой, российский, наш Бодун. И ни цена нам не страшна, ни крики трезвых жён, Девиз «Ни дня без Бодуна!» давно у нас внедрён. Бодает нищих, богачей и даже, вот беда, Не к ночи сказано — вождей бодает иногда. Глядишь на Родину порой, приходит мысль одна — Верхи командуют страной, похоже, с Бодуна. Бодун есть состоянье организма, Когда бессильны панадол и клизма, И только пиво в духе классицизма Даёт терапевтический эффект. Мир обретает контуры и краски И можно встать на ноги без опаски, И можно прыгать в половецкой пляске Или дремать спокойно на софе. Я бросил пить, пришёл мой срок, я стал совсем другой, Но, как бетховенский сурок, бодун всегда со мной. Я повторяю день за днём — пусть знает весь народ: Тот, кто придёт к нам с бодуном, от бодуна падёт. Песня гинеколога …Итак, подсудимый! Потрудитесь объяснить суду каким образом вы, гинеколог женской консультации, смогли пойти на убийство? Сперва пришла на консультацию Богиня, Афродита, Грация… И вся такая длинноногая, Что ошалел сперва немного я. Разделась до, пардон, дез-а-белье, Стоит в прозрачном шёлковом белье… Хоть доктор, но от этого белья, Слегка растерян и смущён был я… |
