В древнем скифском городе Париже Жили персы, а точней булгары, Ну, они же турки и они же Не вполне разумные хазары. Ромул с Ремом, они же Дир с Аскольдом, Мстили им за Игоря, за брата. Битва шла на поле Куликовом, На месте современного Арбата. Дали жару половецкой братии — Их метелили, покуда не убили. В память о сражении на Арбате Казино «Метелица» воздвигли. В Ярославле плачет Ярославна. В Николаеве рыдает Николавна. С топонимикой историю раскрутим. Вот в Путивле правил кто? Збудем. Что вы мне суёте Геродота, Вы ещё мне суньте Гумилёва! Ведь понятно даже идиоту, Что Грозный — сын Лжедмитрия Донского. Кстати, Грозный не был грозным и в помине, Просто надевал он бесовское платье И пугал бояр на Хэллоуине, А те смеялись: «Ну, ты грозный, батя!» Видел я кинжал на старой фреске И понял, Америку черкесы открывали — «Попокатепетль» по-черкесcки Означает «Нас сюда не звали». Не могли построить египтяне Пирамиды — это труд великий, Так могли пахать лишь молдаване Или, в крайнем случае, таджики. Казанова был казанским ханом И держал гарем голов за триста. Был он ханом, только не был хамом И любил всех трепетно и чисто. Жаль, гарема не хватало, Парень был такой — Вечно мало…, вечно мало… Вечно молодой! Галилей родился в Галилее — Была такая местность на Кубани. Казаки — это ж древние евреи, Предки современного Мишани. Государство древнее Урарту, Ежели сейчас взглянуть на карту, Образовалось из Урюпинска и Тарту, А ур-каган — это правитель из Урарту. Не было Нерона никакого, И Батыя не было, наверно, И вообще — что произошло до Горбачёва, В целом очень всё недостоверно. Нас историки считают дураками, Археологи всегда надуть готовы. Шампольон-то свой Розеттский камень, Небось, купил на рынке в Бирюлёво. История — не хрен за рубль двадцать, Истории нужна переоценка, Так считали Фукидид и Тацит, Они же — историки Носовский и Фоменко. Разговор с Богом в переполненном троллейбусе Дай-дам Дам-дам-дам-тай-дудам Я в троллейбусе убогом Разговариваю с Богом. Вдавлен в хмурую толпу я, Как портянка в сапоги. Говорю я Богу: «Отче, Огради меня от прочих, Оттоптали ноги, руки, Тело, душу и мозги». Дай-дам Дам-дам-дам-тай-дудам Мне под дых ширяют метко, Бьют локтём в грудную клетку, А большущая брюнетка Пышным бюстом тычет в рот. Говорю я ей публично: «Дама, это неприлично! И совсем неэротично, Титьки ваши — третий сорт». Дай-дам Дам-дам-дам-тай-дудам Люди едут не молившись И почти не похмелившись, Друг на друга навалившись, В сердце свой бодун храня. И меня они не любят, Этим душу свою губят. Но лишь бы ты меня любила, Остальное всё — фигня! Дай-дам Дам-дам-дам-тай-дудам Говорю я людям строго: «Не давите мне на ногу, Обратитесь лучше к Богу, Бог — не фраер, Бог простит!» А людей, видать, достало: Богохульствуют устало, Говорят: «Закрой хлебало, Бога-душу раскудрыть». Все мы люди и, конечно, Все доедем до конечной. Все мы выйдем на конечной, Аккурат у райских врат, И Господь нас спросит: «Дети, Чем прославились на свете?» Что мы Господу ответим — Тем, что пьём по три ведра? Дай-дам Дам-дам-дам-тай-дудам Где кареты, дамы, балы, Беломраморные залы, Пётр Ильич, Фёдор Михалыч, Где «бонжур, пардон, мерси»? Нам осталось только бденье На троллейбусном сиденье, А из прочих развлечений — Мэйсон, Джина и Си-Си. Дай-дам Дам-дам-дам-тай-дудам Но мы довольны, и блудим мы, Иногда ещё едим мы. Не портвейном же единым Вся душа полна у нас! Нет, мы всё же мазохисты, Дураки и пессимисты. Все заслужим мы тернистый Не венец, но унитаз. |
