Но есть на свете извращенцы — Они считают, вольнодумцы, Что Анданте или Скерцо Лучше глупой умца-умцы. Говорят чудилы эти, Что есть на свете Доницетти И Скарлатти есть на свете: «Вы послушайте их, дети!» О душе нашей пекутся, Всё надеются на чудо, Но смеётся умца-умца И фигачит отовсюду. Я купил бы детям флейту и гобой, Чтоб росли, засранцы, с чистою душой. Но не слушают злодеи, Ни Вольфганга Амадея, Ни Бетховена, ни Глюка, Говорят, что это мука, Говорят, что это скука и отстой! А я хотел купить им флейту и гобой, Чтоб росли детишки с чистою душой, Чтобы на склоне лет я в гамаке дремал, А моих детей дуэт для дедушки лабал. Кто теперь играть возьмётся Пасакалью и мазурку? Подлецы — консерваторцы В кабаках играют «Мурку». Кто раскроет партитуру? Кто раздует жар сердец? В наше время скрипка — дура, «Стратокастер» — молодец! А помнишь, у Бетховена «Второй концерт», дружок? Там есть одна хреновина — Любимый мой кусок. Там скрипочки — тири-рим, тири-рим; Рояль — ла ба да ба да ба да! Опять скрипочки — тири-рим, тири-рим; Рояль — ла ба да ба да ба да! Ну, правда же — красиво, Ну правда ж — высший класс! Огромное спасибо Бетховену от нас! Дети ходят на кумиров поглазеть, На концертах у кумиров поборзеть. Но тинейджерские вопли, Восхищение и сопли Обусловлены политикой родных телеканалов И больших радиостанций, И дай Бог им всем здоровья, Зарабатывают деньги, Только совесть надо всё-таки иметь! Дайте Грига, Бога ради! Дайте, дайте нам Скарлатти! Но отвечают злые дяди, Что Скарлатти не в формате, Что у Грига низкий рейтинг, Что он нудный, право слово, Так что будем слушать, Дети, композитора Крутого! А принёс бы дядям Штраус новый вальс, А ему б сказали: «Милый, много вас! За эфир сперва, папаша, проплати, А потом уж си-бемоль свою крути!» Должно же быть что-то святое, Прекрасное и не Крутое. Но искусство не замучить, не убить. Гендель жил, Гендель жив, Гендель будет жить! Я поставлю детям Баха, Я им Моцарта поставлю. Я с ремнём в руке к искусству Приобщиться их заставлю! Станут взрослыми ребятки И спасибо скажут папке. Бить по попке тоже важно, Чтоб растить нормальных граждан! Пора, мой друг, пора! (М.Плешкову) Как-то с кумом мы пошли спортом заниматься: Шахматишки погонять, пешки да ладьи. Ну, а без водки как ходить, как рокироваться? В каждом виде спорта есть правила свои. Если, скажем, бильярд — хорошо под пиво. Если покер или преф — это под коньяк. В нарды лучше под вино. В шашки? В шашки есть альтернатива: Можно под зелёный чай, а можно просто так. В ладейном окончании допили мы бутыль. Вот тут бы на ничью — и почивать. Но у кума агрессивный, бескомпромиссный стиль: «Ещё пузырь давай!» И с матом шаховать! А с утра внутри меня кто-то постучался. Так настойчиво: «Тук, тук!». Я говорю: «Кто там?» — «Это я, твой организм. Что, опять нажрался? Будешь с печенью своей разбираться сам!» Это ж полный гран-батман, пред-идиотизм! Ладно там, жена ворчит: мол, не пей, дебил! Но чтобы собственный, родной, близкий, личный организм, Словно Каин, словно Брут, в спину нож вонзил!? Получается, я — пас. Я уволился в запас. Я хлебаю хлебный квас, Газировку пью. Тёплый плед, камин, клистир, В девять тридцать — рыбий жир. Почитал «Войну и мир» — И баюшки-баю. Эх, соратники мои, наперсники разврата! Полно, братья, водку жрать да скакать козлом. Как говаривал Платон, ученик Сократа, Старость ловит нас и бьёт по башке веслом! Раньше было: выпьешь литр — и красив, как Чацкий, Остроумный разговор, желчен и умён. А нынче: выпьешь чуть — и «Сам дурак!» И разговор такой дурацкий, И кругом все дураки, и очень клонит в сон. Или встретишься с кентом, А он кричит: «Ну, щас бухнём! Щас мы стариной тряхнём! Смочим потроха!» Экий, братец, ты блажной. Выпьем скромно, по одной. И не тряси ты стариной — Сыпется труха! Да, разрушен Парфенон, и ты его осколок. И вакханки разбрелись, и сатир издох. Щас наш бог не Дионис, а гастроэнтеролог. В жертву требует бухло… Кровожадный бог! |
