– А вы нырните поглубже! – ответил Рябов.

Скособочившись, «Гранма» лежала на дне. По мачте карабкался, ощерив правую клешню, кофейного цвета краб. Стайка медуз, с фиолетовой звездочкой на брюхе, лениво профланировала мимо кормы.

В отеле «Москва», в центре Гаваны, до тошноты было душно.

Вся бюрократическая знать Кубы сидела за рулеточными столами казино, лошадиными глотками истребляла кактусовую текилу и наблюдала за дюжиной стриптизерок, оголявшихся на контрастно освещенном подиуме.

Здесь же сидели Фидель с братом Раулем.

Лица их отличались предельной сосредоточенностью. Они играли в «очко» и, судя по физиономиям, довольно успешно.

В воздухе витал устойчивый запах марихуаны.

Рябов с гортанным криком выхватил сахарный тесак и принялся крушить столы «Блэк Джека», пасьянса и т. д.

– Да здравствует кубинская революция! – крикнул я, акушер второго разряда, Петр Кусков. Безжалостно разбил о стриптизерский шест табурет из бамбука.

Через полчаса весь зал был в руинах.

Лишь как ни в чем не бывало играли в «очко» Фидель с Раулем.

– Мне нужно вас на пару минут… – Кастро обратился Рябову.

– Акушер Петр Кусков пойдет с нами, – заиграл желваками инспектор. – Это мой пресс-атташе.

Фидель склонил львиную голову.

В гримерной от табачного дыма было душно и отчаянно тесно от блестящих шмоток стриптизерш, разбросанных по углам.

Кастро тяжело сел на завизжавший стул:

– Революция захлебнулась…

– Вы затопили «Гранму»? – быстро спросил Рябов.

– Мой брат, Рауль.

– Зачем? – удивился я.

Фидель долго раскуривал знаменитую сигару, выпустил из мохнатых уст три кольца:

– С «Гранмы» пора десантироваться новым революционерам. Рауль этого очень боится.

– Почему вы не остановили его? – побагровел я.

– Лично я? Устал от стрельбы, – усмехнулся Кастро.

На улице мимо нас прошел Эрнест Хемингуэй, радостно зажимая блокнотик под мышкой. Он хорошо поработал и направлялся в ближайший кабачок пропустить бокал граппы.

– Мы идем к товарищу Че? – спросил я Рябова.

– Вылетаем в Москву.

– Однако кубинская революция в опасности?

– Революционеры, в конце концов, могут купить новую «Гранму». Если каждый патриот даст хотя бы одно песо…

– Можно свое песо я внесу прямо сейчас? – предложил я.

Сыщик крепко обнял меня:

– Спасибо, товарищ!

Поджав жилистые ноги, над нами пролетели фламинго.

Они летели явно к Москве.

Там пахло переменами и революцией.

– Сахарный тесак Че Гевары понадобится нам в стране берез и осин, – словно прочитав мои мысли, жестко произнес Рябов.

Однажды за полночь, сверкая в лунном свете кожаным пальто, сыщик Рябов вихрем влетел в мою спальню, напугав до полусмерти мою бывшую жену Люси и старую кошку Изольду.

– Акушер Кусков, – изумился он, – вы спите? Махатма Ганди в опасности, а вы нежитесь в объятиях глупого Морфея?

Не задавая досужих вопросов, я стремительно надел пятнистые штаны со штрипками, прихватил на всякий случай пару ампул с цианистым калием, выскочил вслед за Рябовым в московскую мглу.

Дели готовился к запуску первого космонавта на Марс. Стоял привычный для пафосного мероприятия ажиотаж.

Всюду по улице шлялись священные коровы, гремели колокольчиками неприкасаемые, там и сям пестрели плакаты с первым космонавтом Индии.

Им должен был стать Махатма (Мохандас Карамчанд) Ганди.

Почему именно его англичане отправляли на Марс, ни для кого не было секретом. Ганди, с его разрушительным ненасилием, вывел колонизаторов в пробковых шлемах из себя. Его посылали на верную гибель.

– Ребята, – обратился к нам Махатма Ганди, – пусть я сгину. Пусть! Только вы должны отыскать пропавшие три рисовых зерна.

– Дорогой учитель, – воскликнул растроганно я, акушер второго разряда, Петр Кусков, – если вы хотите покушать, за этим дело не станет. У нас есть сотняга-другая баксов. Мы вас покормим калорийной пищей. Сосиски с горчицей. Копченый ломоть буженины с хреном.

– Причем тут жратва?! – опустил лысую голову мудрый Ганди. – На трех рисинках, как в трех томах, записаны все основные афоризмы моей славной теории.

Рябов зорко оглядел скудное жилище мастера.

– Может, у вас водятся куры, индоутки, гуси? Ну, я даже не знаю, что у вас тут в Индии в наличии, павлины, наконец? – спросил детектив. – Коварные животные могли склевать рисовые письмена.

– Птицы не понимают грамоты… – вовремя вставил я.

– Принципиально не ем мяса, – печально посмотрел сквозь стальные очки Ганди. – Я уже даже забыл, как выглядит курица.

– Россиянам знакомы ваши проблемы, – буркнул сыщик и добавил: –Дело принимает крутой поворот.

Старт космического корабля «Махатма-1» должен был состояться завтра, в двенадцать часов по полудню.

Серебряное тело ракеты гордо возвышалось на стапелях.

– Давайте взорвем к чертовой матери это межгалактическое сооружение! – внезапно предложил я, акушер Кусков.

Сыщик сверкнул на меня черными очами:

– Я не сторонник мер столь радикальных. К тому же, англичане быстро сварганят новую ракету. Ганди заложник мирового разума. С этим придется смириться.

Быстроногий кули довез нас до делийского железнодорожного вокзала. Здесь с Рябовым мы решили перекусить, почитать свежую желтую прессу.

Съев парочку ароматных рисовых лепешек, мы углубились в чтение.

– Сейчас на вокзал, – сощурился я, – должна прибыть делегация Мао Цзэдуна.

– Чует мое сердце, неспроста, – шепнул мне ртом, еще не освободившимся от рисовой лепешки, сыщик. – Мао приезжает только в судьбоносное время.

В клубах молочного пара, весь кумачах транспарантов «Мао – красное солнышко!», махонький паровозик резво подлетел к железнодорожной платформе.

Из поезда, как горох, посыпались идеологические работники высшего и среднего звена, гетеры-разведчицы международного пошиба, кулинары с толстенными книгами «О вкусной и здоровой пище», сотня-другая хунвейбинов (красных охранников) и десяток-другой цзаофаней (бунтовщиков по заказу).

В свои семьдесят пять лет Мао недавно продемонстрировал всему миру отменное здоровье, проплыв по реке Янцзы 15 километров. Естественно, после такой демонстрации по Китаю прокатилась лавина погромов. Цзаофани и хунвейбины работали, не покладая рук и даже ног.

Великого кормчего вынесли из мягкого вагона на бамбуковых носилках.

– Слава великому Мао! – раздавалось то там, то сям.

Узкоглазый властитель внимательно глянул на меня с Рябовым:

– Русские?

– Узники совести из России, – мы его успокоили.

Мао чуть заметно качнул головой. Атланты-носильщики, взбивая босыми ногами делийскую пыль, резво понесли кормчего к центру города.

– До старта ракеты остается меньше суток! – воскликнул сыщик.

На всякий случай я, акушер Кусков, ощупал в кармане две ампулы с цианистым калием.

Кто был в Индии, тот знает – тут пропасть обезьян и слонов.

Слоны выкорчевывают деревья.

Обезьяны типа орангутангов или шимпанзе шатаются без дела по джунглеобразному лесу. Визжат и гадят.

Оторвав свои взгляды от здоровяка Мао, мы решили заняться обезьянами и слонами.

«Почему?» – спросите вы.

Интуиции подсказывала – копать нужно именно здесь.

Одна обезьянка особенно поразила наше воображение.

Худа до измождения. И в таких же круглых стальных очках, как у Ганди.

Макака сидела на бочке с финиками и листала древнюю книгу. Кажется, мемуары буддийских монахов-отшельников.

– Грамотная обезьяна! Ученая стервь… – восхищенно шептали делийцы.

– Обезьяна самого Махатмы Ганди! – брякнул кто-то.