Стоял ядреный морозец, настроение, вопреки всем безобразиям, было приподнятым.

– А знаете, Петя, – ласково ухмыльнулся инспектор, – чует мое сердце, Россия скоро воспрянет!

– Взрывы разбудят? Дело товарища Хвана и тети Раи?

– Да, да… – мечтательно, почти в пророческом сомнамбулизме, продолжал Рябов. – Из-под глыб и прочего строительного мусора, Петя, я вас уверяю, воскреснет новая Россия. Сытая, дивно умытая, свободная от бандитов и ублюдков коррупционеров.

Я радостно кивал головой в шапке из меха магаданского бобра.

Тут в Спасской башне Кремля раздался взрыв.

Из окна под знаменитыми часами с курантами вылетел пресс-атташе США в России, сэр Джордж Робинсон.

Мы с Рябовым на лету подхватили его под мышки.

– Котики? Зайчики? – спросил Рябов.

Увы, гражданин континента Свободы молчал.

– Неужели даже среди американцев есть коррупционеры? – изумленно поднял брови я, акушер второго разряда, Петр Кусков.

Сыщик пронзительно глянул на меня.

– Запомните, Петр, – строго и размеренно произнес он, – товарищ Хван и тетя Рая никогда не ошибаются. Нам с вами благоразумнее держаться подальше от Кремлевских стен, Госдумы и Белого дома. Мало ли что…

Словно в подтверждение этих слов, пресс-атташе Робинсон на мгновение очнулся, скосился на нас, предгибельно прошептал:

– Котики, зайчики…

23.55 Москва, Чертаново

Уже давно Россия была обесточена и погружена во тьму. Газовые бароны намертво схватились с нефтедельцами, каждый день все накручивая и накручивая цены.

Результат схватки оказался плачевным.

Мы с сыщиком Рябовым сидели в вымороженной комнате, жгли сосновую лучину и энергично думали.

– Петя, – гортанно произнес детектив, – вам не надоело жить, как в пещере? Тупо таращиться на лучину? Лязгать от холода коренными зубами?

Вместо ответа я еще быстрее залязгал зубами. Правда, резцами.

– Так давайте же что-нибудь предпримем! – взорвался неугомонный Рябов. – Глядите, что пишут в прессе…

Я развернул свежую «Правду» и обомлел.

Крупный заголовок через всю полосу: «В Москву спецрейсом аэрофлота прибывают иствудские ведьмы».

– Кто их вызвал? – поморщился сыщик.

– Уверяю вас, только не я!

– Их вызвали нефтегазовые бароны.

Лучина затрещала и смрадно погасла.

Окружающий мир погрузился во тьму.

Лишь в проеме окна кроваво горел красный Марс.

– Так что же делать? – панически прохрипел я.

– Срочно в Шереметьево-2, – энергично произнес Рябов. – Ведьмочек будем брать в аэропорту. Тепленькими! Так сказать, с пылу, с жару…

Я, стреноженным сайгаком, подпрыгивая, освещенный лишь багряной планетой, живо натянул пятнистые штаны, расправил плечи.

Рябов передернул затвор именного браунинга.

На ощупь мы разыскали выходную дверь. Шагнули в московскую жуть.

02.10. Москва, Шереметьево-2

То, что перед нами предстали именно ведьмы, сомнения не было.

Одна – горбатенькая, с насупленной мордочкой.

Другая – верзила, с русой косой до упругих ягодиц.

Третья – курносая пигалица, в солнцезащитных очках с наклейкой элитного бренда.

Рябов достал из-за пазухи краюху бородинского хлеба, переживал ее мощными челюстями, стремительно вылепил две человеческие фигурки.

– Узнаете? – скосил на меня угольно почерневший глаз.

– Неужели?! – ахнул я. – Самсон Самсонович и Петр Петрович? Нефтяной и газовый короли?

– Они самые… – облизнул пересохшие губы сыскарь. Вынул из наружного кармана футляр со швейными иголками.

– Батюшки! – всплеснул я руками. – Никак вы собираетесь обшивать кукол?

Рябов усмехнулся.

Через минуту мягкий задушевный голос объявил по динамику:

– Иствудских ведьм Люси, Барбару и Алису доброжелатели просят подойти к мужскому туалету возле администрации вокзала.

– Вперед, Петя! – Рябов подтолкнул меня в спину. – Нам нельзя терять и минуты.

02.15. Шереметьево-2. Подле туалета с литерой «М»

– Протыкайте! – протянул Рябов ведьмам фигурки олигархов и цыганскую иглу.

Вопреки ожиданиям, ведьмы наотрез отказались.

– Ноу, – залепетали на американском диалекте.

– Россия во тьме! – возопил я.

– Он прав… – подтвердил сыщик.

– Ай эм сори! – неубедительно оправдывались фурии.

– Да что мы при Иване Калите живем?! – взорвался я, акушер второго разряда, Петр Кусков. – В третьем тысячелетии, как доисторические собаки, сидим при лучине?!

Рябов взял меня за руку.

– Погодите, Петя, – вкрадчиво произнес он. – У меня идея! Давайте-ка мы помирим олигархов. Как, дамочки?

– Уточняйт, – на ломанном русском попросили ведьмы. Горбатенькая почесала горб. Верзила с косой до ягодиц поправила челку. А курносая пигалица в очках шмыгнула носом.

– Чего тут уточнять? – раскусил я гениальный план Рябова. – Нефтяного короля скорешуем с газовым.

– Между ними – война! – запричитали гарпии.

Сыщик достал револьвер, подбросил его, ловко поймал на лету.

Ведьмы без видимого желания взяли харизматические фигурки магнатов и приложили их друг к другу губами.

Секунда и в зале аэровокзала ослепительно вспыхнул свет, а температура воздуха тут же поднялась градуса на 3–4 по Цельсию, по Фаренгейту же и того выше.

Мы с Рябовым расстегнули верхние пуговки курток.

– Теперь скатертью дорожка в Иствуд, – оскалился сыщик.

– А наши нефте– и газодоллары?! – взвизгнули ведьмы. – У нас контракт с вашими баронами?

Рябов агрессивно заиграл желваками.

Колдуньи по-американски матюгнулись, да и потопали к «Боингу».

03.00. Москва. Садовое кольцо

Выехав из Шереметьева-2, мы с Рябовым ахнули, Москву не узнать.

Полыхали витрины супермаркетов, сверкал бриллиантами неон рекламы, тысячи ресторанов манили щедрым теплом, а ведь недавно за столиками господа сидели в медвежьих тулупах.

– Теперь самое время посетить Самсона Самсоныча, – подпрыгивая на упругом и теплом сидении троллейбуса «Б», весело обронил сыщик.

– Нефтекороля? – уточнил я, Петя Кусков.

Рябов внезапно высморкался в клетчатый платок с монограммой (вепрь пронзенный стрелой) и не проронил ни словечка.

03.45. Москва. Таганка

В замке Самсона Самсоныча, возле театра на Таганке, празднично полыхал свет, сотни отливающих лаком автомобилей стояли у парадного входа.

Гремела военно-полевая духовая музыка.

Еще бы!

Сегодня Самсон Самсоныч мирился с Петром Петровичем.

Эдакие современные Монтекки и Капулетти, дружески сошлись за пиршественным столом.

Поросята с пучками сельдерея во рту. Гуси в антоновских яблоках. Виноградные лозы с янтарными бубочками… Всё было в этот полуночный час на дубовой столешнице в палатах Самсоныча.

После военно-полевой музыки, как бы отражающей прошлые взаимоотношения экономических баронов, ударил джаз-банд цыганского театра Николая Сличенко.

Забренчало, озорно заблистало монисто на цыганских грудях.

Дети Индии с лихой удалью выводили:

И Петрович, решительно уже подшофе, опрокидывал в себя самоцветами кубок.

Мы с Рябовым сидели в конце стола и со сдержанным восторгом наблюдали за оргией.

Тут встал Самсоныч, пузатенький мужчина с харизматическим лицом, с левитановской дикцией провозгласил:

– Друзья, разрешите мне поднять кубок дружбы за нашего любимого Петра Петровича. Сегодня я торжественно обещаю, что если он умрет раньше меня, то я похороню его по буддийскому обычаю в усыпальнице в виде золотой мумии.