– А я похороню тебя, – радостно подхватил Петр Петрович, – в виде платиновой мумии с вкраплением уральских изумрудов.

На этих заздравных словах в зале погас свет и вырубилось тепло.

В распахнутые зарешеченные форточки косо влетели снежинки.

Все гости, включая нас с Рябовым, услышали январское завывание вьюги.

Кто-то панически крикнул:

– Караул!..

Тогда Рябов, оттолкнув поросенка с сельдереем в пасти, вскочил на дубовую столешницу и выстрелил в потолок из именного браунинга.

– Ахтунг! – резко произнес он. – Всем оставаться на местах! Я – Рябов!

Все замолчали, узнав впотьмах великого Рябова.

– Быстренько нажуйте мне мякиш! – приказал сыщик магнатам.

Самсоныч с Петровичем стремительно нажевали по солидному куску мякиша и передали сыскарю.

Рябов тут же вылепил фигурку горбатенькой ведьмочки, потом верзилы, с русой косой до упругих ягодиц, курносенькую пигалицу в очках.

– Господин Сличенко, подайте иглу! – обратился Рябов к руководителю цыганского диксиленда.

Маэстро охотно подал цыганскую иглу.

Рябов сложил ведьмовские фигурки и единым движением проткнул их иглой.

И сразу в зале ослепительно ярко вспыхнул свет, от паровых батарей повеяло могучим теплом.

– Сдали-таки нам американские гарпии, – сыщик вернул г-ну Сличенко цыганскую иглу. – Ничего… Клин выбивают клином.

Весной президент РФ поручил нам с Рябовым перегнать суперсекретный самолет «Черная молния» из Воронежа в Москву.

Мы серьезно отнеслись к этому делу, хотя инспектор немного и взгрустнул. И его можно понять. Дело плевое…

– Петя, – сощурился Рябов, – вы сможете быть стрелком-радистом?

– Да, – с легкой хрипотцой ответил я, акушер второго разряда, Петр Кусков, и вдруг добавил. – А еще могу мастерски перевязывать гнойно-рваные раны.

Сыщик сурово проверял крепость лямок своего запасного парашюта, раскрашенного под цвет лесов Черноземья.

– Я думаю, – помрачнел Рябов, – до этого не дойдет. Хотя, как знать…

…В Воронеже косо летел колючий снег. Мы поеживались.

– После успешного перелета отдохнем на Кавказе, – приободрил меня сыскарь. – Понежимся на солнышке под раскидистой пальмой.

Я зорко взглянул на летчика-испытателя 1-го класса Рябова и не проронил ни словечка.

Рябов мог водить все что угодно: велосипед «Дружба», самосвал, мотороллер «Жучок», тяжелый танк Т-757, сверхзвуковой самолет.

Суперсекретный лайнер под его слегка волосатыми руками был смирен, будто годовалый ягненок.

Мы плавно набрали высоту и уже в скором времени рассчитывали увидеть ласково мерцающие рубиновые кремлевские звезды.

Но вдруг в моих наушниках я услышал наш секретный позывной:

– Q-17! Q-17!

Я оторопел и весь обратился в слух.

– Говорит ваш дозаправщик Q-000! Разрешите подсоединение?

– Инспектор, – произнес я изумленно, – там какой-то дозаправщик к нам хочет подсоединиться. У нас что, горючего нет?

Рябов скосил агатовый глаз на круглый циферблат датчика бесперебойной подачи топлива.

– Все в норме…

– Так что же делать? – спросил я.

– А не хай присоединяется. Запас карман не тянет.

– Пожалуйста, Q-000! – отчеканил я в микрофон.

Через две минуты мы почувствовали легкий удар, дозаправщик состыковался.

– Пошло топливо? – спросил я Рябова.

Сыщик впился взглядом в датчик.

– Ни грамма! – почесал лоб под шлемофоном. – Что за чёрт?!

А еще через минуту дверь в нашу кабину распахнулась. В ней появилась крашеная блондинка с двумя калашами наперевес.

– Меня зовут Сажи Никита, – с ударением на последнем слоге в фамилии, произнесла она. – Я – террористка. Просьба не делать глупости и всем оставаться на своих местах. Мы летим в Грозный. Надеюсь, ясно?!

Я было дернул за рычаг катапульты, но Рябов строго взглянул на меня.

– Позвольте передать в Центр о смене курса? – с лисьей наивностью вопросил Рябов.

– Только попробуйте! – передернула затворы автоматов Сажи Никита. – Юмористы, мать вашу!

Следующее прохладное утро мы встретили в зарешеченной яме Грозного.

Рядом с нами таких ям было много.

В них сидели горемыки-заложники.

Соседом по нашей яме оказался отец автомата калашникова, изобретатель Калашников.

Чтобы утешить знаменитого и, наверное, дорогого заложника, террористы дали ему разряженный автомат, и старик, омывая слезами свое гениальное детище, стремительно то собирал, то разбирал его. Он лязгал проклятыми железками день и ночь, не давая нам с Рябовым заснуть хоть на час.

Хотя нам было и не до снов.

Мы думали о побеге.

Утром Сажи принесла нам покушать – лепешку из муки грозненского помола. Ничего более отвратительного я никогда не ел – камни и битое стекло скрипели на коренных зубах.

– Сейчас полетим на «Черной стреле» бомбить Москву, – Сажи сурово свела смоляные брови.

– Ни за что! – посуровел я лицом.

Никита вытащила из-за пазухи клетчатую змею.

– Тогда я вас кое с кем познакомлю, – произнесла распевно.

– Кто это? – еще со времен похода с родителями в Московский зоопарк на Баррикадной я недолюбливал змей. Все существа без ног меня смущают.

– Это коралловая змея Анжелика, – голосом завзятого биолога пояснила Сажи.

– А каковы первые симптомы летального исхода, – не смог не спросить я, как практикующий врач.

– Сначала поднимаются кровяное давление и температура. Потом в ушах начинает бушевать звуковая галлюцинация – гимн Всемирного Союза Террористов. А затем, после жутких судорог, – всё, амба! К аллаху…

Сажи поднесла к моему беззащитному лицу клетчатую Анжелику.

Аспид, точно дразня, высунул раздвоенный язык.

Я приготовился уже услышать гимн террористов, да тут увидел, что Рябов заговорщически мне подмигивает.

– Конечно, полетим… – сразу нашелся я. – А чего бы и не полететь?! Как там у Чехова? В Москву! В Москву!..

Итак, мы летим в Златоглавую.

Инспектор Рябов – пилот.

Я – стрелок-радист. И (потенциально!) бомбометатель.

Сажи Никита – сопровождающая, с двумя автоматами наперевес.

Изобретатель Калашников, этот гениальный дедушка, простой пассажир, довесок.

Полет обещал быть долгим и отменно скучным, поэтому сыщик спросил:

– Сажи, хочешь, я расскажу тебе сказку?

– Какую еще сказку? – насторожилась красавица.

– О русском соколе и чеченском вороне.

– Рассказывай… – разрешила террористка.

– Высоко в горах жил русский Сокол, – начал повесть Рябов, зорко наблюдая за датчиками «Черной молнии», до Москвы оставалось лететь еще пару часов.

– Очень хорошо, – сказал старец Калашников, обильно смазывая конопляным маслом скорострельный пулемет. Это была моя к нему просьба.

– Однажды чеченский Ворон прилетел к русскому Соколу и разорил ему гнездо. Обиделся тут русский Сокол, да как кинулся на чеченского Ворона. Стали они биться не на жизнь, а на смерть.

– Скажи на милость? – удивился Калашников.

– Победил Ворон? – гневно свела брови Сажи.

Рябов ловко обогнул грозовую тучу, всю в зигзагах ослепительных молний, произнес почти шепотом:

– Победила любовь.

– Что это значит? – изумилась Сажи.

– А это значит то, милая Сажи, – усмехнулся Рябов, – что русский Сокол дрался-дрался, а потом взял, да и полюбил чеченского Ворона.

– А Ворон? – дрожащим от волнения голосом спросила Сажи.

– А Ворон всем сердцем полюбил Сокола.

– И что было дальше? – с детской завороженностью сглотнул слюну Калашников.

Рябов охотно ответил:

– Они нарожали соколят-воронят и жили долго-долго, счастливо-пресчастливо.

На скуластом лице Сажи изобразилось мучительное раздумье.

– Разворачивайте самолет! – вдруг сказала он. – Летим в Грозный.