Вдруг я заметил торчащий из-под дивана сапог с польскими литерами на подошве.

Заметил его и сыскарь.

– А вот и сам г-н Ярузельский, – хрипло произнес инспектор Рябов и резко дернул за сапог.

Из-под спальной мебели, весь в паутине и сухом мышином помете, показался г-н Ярузельский.

– Товарищи, – по-польски пискнул он, – я не виноват! Я выполнял задание коммунистической партии.

Ярузельский уронил черные очки и сам же неосторожно наступил на них.

Стекло омерзительно хрустнуло.

Голубые глаза пана слепо мигали.

– Да он слеп, как крот! – констатировал я.

– И не представляет никакой опасности… – добавил Рябов.

– Как же он убил Дикобразова? – диву дался я, акушер второго разряда, Петр Кусков.

– На звук… – Ярузельский заплакал и несколько раз привел в действие миниатюрную гильотину.

Сверкнул стальной нож каверзного изобретения.

– Это монстр, – хладнокровно резюмировал Рябов. – Теперь обезвреженный и безобидный. Оставим его…

– Стоит ли рассказать госпоже Дикобразовой результаты следствия? – спросил я.

– Васю-Марию не вернешь, – нахмурился Рябов, – а бедного калеку засадят за решетку. Пусть лучше шьет рабочие рукавицы в артели слепцов, что у Баррикадной.

От лютых зверств банды «Красные шапочки» Москва содрогнулась.

– Почему их прозвали «Красными шапочками»? – я, акушер Кусков, начал предварительный анализ. – Они как-то связаны с французским сказочником?

– Не думаю… – возразил сыщик Рябов. – Скорее всего, они просто их носят.

– Где они продаются? – сощурился я.

– На Новом Арбате. В торговом центре «Валдай».

В «Валдае» мы подошли к никелированной стойке кафетерия. За ней гордо возвышалась Люси (мы узнали по бейсику), сексапильная продавщица с длинными и упругими ногами, тяжелой грудью и крепким задом.

– Нам два кофе без сахара, – хлестко заказал Рябов.

– Мне с сахаром… – потребовал я.

Люси пристально взглянула на нас и поправила подвязку чулок на левой ноге.

– Красные шапочки, – в проброс произнес сыщик.

Краля насторожилась:

– Что вы сказали?

– Красные шапочки… – опять, как бы невзначай, обронил Рябов.

Люси уронила кофейник на пол. Обожгла себе ногу:

– Ай-ай!

И тут мы услышали объявление по местному радио: «На втором этаже начинается осенняя распродажа красных шапочек. Сектор 16».

Молодыми сайгаками мы кинулись к эскалатору.

Вся банда кучно толклась в вышеозвученной секции.

Откормленные жеребцы с узкими лбами и платиновыми мобильниками в нагрудных карманах.

Душегубы не спеша примеряли красные шапочки.

Я хотел выхватить свой вороной парабеллум, открыть стрельбу на поражение, но Рябов меня тормознул:

– Их больше тридцати, а нас двое. Лучше приглядимся, кто у них джокер.

Главаря заметить мы тут же запеленговали.

– Паук, Паук, – уважительно обращались к нему душегубы.

Ему же они раболепно преподнесли элегантную шапочку из красного бархата, расшитую черным жемчугом.

– Вот с ним-то у нас и будет схватка, – процедил сквозь зубы сыскарь.

Дома мы нырнули в сеть интернета. Оказывается, Паук работал главным спасателем на Москве-реке. Для прикрытия.

На метро мы добрались до Речного вокзала.

Вид ставки центрового бандита изумил нас. Заржавелый катер «Надежда» с выбитыми иллюминаторами и полуистлевшим трапом.

Мы с Рябовым осторожно взобрались по трапу, запрыгнули на борт, заглянули в щелочку иллюминатора.

Паук примерял перед осколком зеркала свою обновку, расшитую черным жемчугом.

Рядом, на грязном топчане, щеголяя полуобнаженными ногами (в красных подвязках, но без чулок), возлежала наша старая знакомая, подавальщица Люси, в свое время так и не напоившая нас арабским кофе.

Сыщик нырнул в трюм. Я за ним.

Там, в дегтярной темноте, Рябов прикрепил пластитовую шашку к канализационной разводке, а радиопульт с пульсирующим янтарным глазком положил в карман брюк.

Мы вынырнули из трюма и вновь приникли к иллюминатору.

– Паучок, – капризно поджав губки, ворковала Люси. – Мне опротивел этот кавардак! Ты что мне обещал? Париж… Ты сулил роскошный завтрак у Триумфальных ворот… Ты клялся устроить ужин из миног при витых свечах в «Мулен Руж»!.. А что я имею? Ржавую «Надежду»? Сгнившие леера? Осколок чмошного зеркала?

Люси ошалело обвела взглядом стены каюты, разгромленный умывальник, обломок зеркала, прилепленный жвачкой к пожарному щиту.

– Триумфальные ворота подождут. Сначала избавимся от этих «Красных шапочек».

– От наших пацанов? – Люси взметнула собольи брови.

– Москва опустошена. Больше стричь некого. Теперь наши ребятки захотят постричь меня, – Паук снял красную жемчужную шапочку, сунул в карман замасленной телогрейки. – Молодые волки всегда сжирают матерого.

– Ты меня пугаешь…

Паук гулко постучал кирзовым сапогом об пол катера.

– Слышишь звук? Катер отлит из золота высшей пробы, лишь поверху забрызган ржавчиной.

– Мой Паучок!

И вот тут-то выскочили мы, сыщик Рябов и я, акушер второго разряда, Петр Кусков.

– Ноги на стену, руки расставить! – гаркнул я.

– Ноги расставить, руки на стену! – поправил меня великий сыщик.

Ноги Люси оказались красивее и длиннее, чем я ожидал.

Ноги Паука – так себе…

– Одно движение, – гортанно отчеканил Рябов, вынимая из кармана пульт с пульсирующим глазком-индикатором, – и вашу золотую калошу разнесет вдребезги пополам.

– Ты достал меня, Рябов… – прохрипел Паук. – Чего ты хочешь? Войти в долю?

На секунду предложение Паука мне показалось разумным.

Сыщик же выдернул из кармана Паука красную жемчужную шапочку и надел на себя:

– Отныне все ваше награбленное богатство принадлежит Сбербанку РФ! И лично самому президенту…

Катер Паука мы отдали в переплавку, а из вырученных средств на побережье Черного моря взметнулись белоснежные корпуса санаториев и здравниц органов ФСБ. (Именно им Сбербанк РФ предал все деньги).

Паука мы не тронули. Он так и продолжает служить главным спасателем на водах Москвы-реки. Недавно его фото повесили на Доску Почета.

Да, о Люси с ее умопомрачительными ногами!

Она умотала в Париж. Творит оголтелый разврат. За чумовые бабки. Клиентура изысканная: бизнесмены, банкиры, депутаты Госдумы. Слухи настойчиво говорят о ее недвусмысленной связи с нашим обожаемым президентом. Желтая пресса, как всегда, беспардонно врет. Хотя с вертикалью Люси мы пару раз видели.

Москву, как гром среди ясного неба, поразила чудовищная весть – украдено кашне спикера Госдумы, Григория Понайотова.

Резким ударом ноги сыщик Рябов открыл дверь моей квартиры (замок вылетел к чертовой матери!) и закричал:

– Петя, я беру это дело!

В свою очередь я, акушер второго разряда Кусков, стремительно сменил кальсоны на пятнистые брюки и выскочил за сыскарем в маслянистую тьму.

– У вас есть какие-нибудь зацепки? – с хрипотцой, но все же отчетливо спросил меня Рябов.

– У меня? – удивился я, наступая на собственные шнурки. – Это же ваше дело?!

– Все зацепки ведут нас в логово карликов.

Великий карлик Питерсон в эту ночь спал дурно.

Ему снилось, как розовое кашемировое кашне спикера, кое приказал он отдать на портянки своему великому воинству, взвилось к облакам и улетело по направлению к Лубянке.

Кто же у него может отнять пресловутое кашне?

Этого пока Питерсон не знал.

Поразительная недальновидность!