Тут библиотекарь расплакался.

– Зарплату уже пять лет не уплачивают. Дома шаром покати! Дети одну лебеду кушают! Это Антошка, сучий масон, воду мутит.

– Что за Антошка? – резко спросил я.

– Да с пожарной каланчи… Лейтенант Антон Жаркий, – вытирая слезы с ястребиных глаз, ответил Ящуров.

Пожарная каланча размещалась в бывшем городском храме и неоднократно горела. Закопченные стены, стая галок у разрушенной маковки, злой бурьян, кустящийся на крыше. Типичная, для кого-то, быть может, милая сердцу картинка.

Лейтенант Антон Жаркий оказался здоровенным рыжим детиной с ласковыми голубыми глазами.

– Про ковчег, хрена лысого, скажу, – с ходу огорошил Антоша.

Рябов достал и передернул именной браунинг.

Жаркий тоже достал револьвер, правда, гораздо более внушительных размеров. Маузер!

– Пойми, чудило… – отеческим баском обратился к нему Рябов. – Весь город ковчег не выдержит.

– Может, оно и к лучшему… – наконец с хрипотцой пробормотал брандмейстер. – Так сказать, уйдем с гордо поднятой головой.

– Свидетелем трагедии станут лишь гуси да утки, – взорвался сыщик.

– Я человек не тщеславный, – заметил Антошка.

На берегу всё также сидел отец Серафим.

Подле него валялись уже две порожних пузыря «Молодецкой».

– Что, детки, – приветливо обратился к нам батюшка, – узнали чего-нибудь?

– Ничего, отец… – обронил Рябов.

– О, чада! – широко оскалился батюшка. – Не гоже у моей паствы остатнюю надежду забирать. Я сам ведаю, что до Эльдорадо нам не доплыть. Хотя все это началось с моей подачи. А вдруг чудо случится? Ась?

Батюшка рыгнул и перекрестился левой рукой.

Сыщик подпрыгнул к Серафиму. Сорвал сутану.

На загорелом торсе батюшки мы увидели дьявольскую метку, жуткое число – 666.

– Ах, вот оно что… – по-бабьи вскрикнул я, акушер второго разряда, Петр Кусков. – Окаяшка!

Когда мы вскарабкались на каланчу, то обнаружили под высокими и закопченными сводами, то, что мы так безуспешно искали, ковчег.

Ковчег буквально трещал по соломенным швам. Еще бы! Все горожане оказались на нем. Как бычки в томате…

У штурвала же, на капитанском мостике, стоял бравый лейтенант, Антоша Жаркий.

Еще минута-другая и соломенный ковчег из заднего входа каланчи, на деревянных слегах был бы спущен в валдайское озеро.

И… тю-тю… Катастрофа! Гибель всерьез!

Рябов выхватил из кармана прорезиненной куртки спичечный коробок чудовской фабрики «Солнце», чиркнул спичкой и подпалил щетинистый канареечный борт.

Огонь взялся карнавально весело. С ковчега, как блохи, запрыгали старики и старухи, интеллигенты и побирушки, банщики и бродячие псы, несколько коров и даже одна коза, по кличке Кнопка.

– Что вы наделали?! – подскочил к нам весь к копоти Жаркий. – Мы эти борта всем городком плели целый год.

– Ищите Эльдорадо в себе! – посоветовал Рябов.

Прошло несколько месяцев.

Газета «Труд» сообщила, что на месте выгоревшей каланчи отреставрирован храм, а его настоятелем назначен отец Антоний, прошедший недавно постриг, бывший пожарный Антон Жаркий.

Отец Серафим подрабатывает вышибалой в валдайском ресторане «На посошок» и списывается с римским епископатом, ожидая вакансии в католическом папстве.

Губернский город Великий Новгород всколыхнуло жуткое происшествие – у губернаторши Марии Глобус средь бела дня украден кот по кличке Жора. И не простой кот! А потомственной вязки, с бирюзовыми выпуклыми глазами.

– Кто мог пойти на это святотатство? – спросил я, акушер второго разряда, Петр Кусков.

Сыщик Рябов передернул затвор именного браунинга.

Я надел полосатые носки и схватил кобуру.

Мы опрометью выскочили в кромешную тьму.

Губернатор Афанасий Глобус, как заурядный обыватель, ел кильку в томате, запивал легким кефиром.

– Кто мог украсть Жору? – спросил я, Петр Кусков.

Губернатор развел лишь руками.

– Занавесь! Глядите! – крикнул Рябов.

Тюлевая занавеска всколыхнулась, кто-то стремглав побежал по опоясывающему дом балкону.

Мы ринулись к окну.

Узрели лишь ботинки беглеца.

Покинули губернаторские апартаменты.

– Прочитали надпись на подковках? – спросил меня сыщик.

– Разве на них что-то было?

– Где же ваш акушерский глаз, Петр Кусков?

Я смутился.

– На подковке выбиты инициалы спикера губернской Думы. Василия Кобылко?

– Но это же уважаемый человек?

– Ах, Петя, Петя…

Каждый понедельник спикер Кобылко облетал заранее выбранный сегмент губернии на воздушном шаре. Это стало доброй традицией.

Несколько зевак и собачка на трех ногах с нескрываемым любопытством наблюдали за приготовлениями.

Спикер хотел уже запрыгнуть в корзину, отпустить фал, как к нему подскочили мы, Рябов и я, акушер Кусков.

– Господин Кобылко! – срываясь на фистулу, крикнул я.

– Ах, чтоб вас… – сплюнул всегда крайне откровенный в своих физиологических проявлениях спикер. – Ну, подслушивал я ваш разговор с Глобусом, подслушивал. Ан Жорика не крал. Зачем мне? У меня дома собаки… Целая псарня!

Кобылко отпустил трос, взмыл в лазурное небо.

Обыватели подкинули шапки, собака о трех ногах лапидарно и басово тявкнула.

– Видимо, это ложный ход, Петя… – подытожил Рябов.

– Почему он так поспешно улетел?

– Забудьте! Мы забыли опросить главного фигуранта.

– Жорика?

– Губернаторшу Глобус, мой дорогой! Марию Петровну!

К г-же Глобус нас не пустили.

Челядь даже отказалась доложить о нашем визите.

Тогда мы отправились на пуск первой троллейбусной линии в городе, щедро профинансированной Всемирным банком.

Празднество с размахом!

Молодки в кокошниках горланили похабные частушки, раскрасневшиеся молодцы скакали вприсядку от памятника Ленину до бюста Александра Невского. Сам полномочный представитель Всемирного банка, Джон Холидей, щеголял модной разлетайкой. Глаза Холидея же светились по-волчьи.

В кармане прорезиненного пальто сыщик Рябов перещелкнул именной браунинг.

Джон запеленговал нас, подобрал полы разлетайки, бросился со всех ног.

Мы гнали Холидея через Кремль, мимо памятника «Тысячелетия России», вдоль храма Святой Софии и покосившейся звонницы.

На апогейной точке моста через Волхов Джон было прыгнул в воду, да Рябов цепко схватил его за шиворот.

– Перестаньте дурить, – поморщился Рябов.

– Я вам все расскажу… – дрыгая в воздухе ногами, отреагировал Джон.

– Друзья, – обратился к нам банкир на пляжной лавочке, – я должен принести извинения вашей стране. Именно я похитил Жору.

– Зачем вам понадобился столь мелкий хищник? – взметнул я брови.

– Дело в том, – передернул щекой заморский господин, – что наш банк разорен… Мы – банкроты!

– Ну и?

– Вот и пришлось мне продать Жору шейху Саудовской Аравии Барам-Махмуд-Аглы ибн Сулейману. Ему для полноты кошачьей коллекции именно его не хватало.

Джон достал из разлетайки фляжку с виски, жадно пригубил:

– На вырученные деньги мне удалось пустить ветку троллейбуса в Новгороде.

– Однако губернаторша в трауре! – обалдел Рябов. – Впрочем… игра стоила свеч.

На пешеходном мосту через Волхов открывался вид на озеро Ильмень, говорят, там по дну в поисках несметных сокровищ скитался горемычный Садко.

Я вдруг стопорнул:

– Инспектор, как же нам быть с мадам Глобус? Она может броситься головой в Волхов.

– Петя, – ласково глянул на сыскарь, – пусть этот материал раскапывают местные папарацци. Самый обыкновенный троллейбус я ставлю выше самого жирного кота.