340. ДУБИНУШКА Много песен слыхал я в родной стороне, Как их с горя, как с радости пели, Но одна только песнь в память врезалась мне, Это — песня рабочей артели: «Ухни, дубинушка, ухни! Ухни, березова, ухни! Ух!..» За работой толпа, не под силу ей труд, Ноет грудь, ломит шею и спину… Но вздохнут бедняки, пот с лица оботрут И, кряхтя, запевают дубину: «Ухни, дубинушка, ухни! Ухни, березова, ухни! Ух!..» Англичанин-хитрец, чтоб работе помочь, Вымышлял за машиной машину; Ухитрились и мы: чуть пришлося невмочь, Вспоминаем родную дубину: «Ухни, дубинушка, ухни! Ухни, березова, ухни! Ух!..» Да, дубинка, в тебя, видно, вера сильна, Что творят по тебе так поминки, Где работа дружней и усердней нужна, Там у нас, знать, нельзя без дубинки: «Ухни, дубинушка, ухни! Ухни, березова, ухни! Ух!..» Эта песня у нас уж сложилась давно; Петр с дубинкой ходил на работу, Чтоб дружней прорубалось в Европу окно, — И гремело по финскому флоту: «Ухни, дубинушка, ухни! Ухни, березова, ухни! Ух!..» Прорубили окно… Да, могуч был напор Бессознательной силы… Все стали Эту силу ценить и бояться с тех пор… Наши ж деды одно напевали: «Ухни, дубинушка, ухни! Ухни, березова, ухни! Ух!..» И от дедов к отцам, от отцов к сыновьям Эта песня пошла по наследству; Чуть на лад что нейдет, так к дубинушке там Прибегаем как к верному средству: «Ухни, дубинушка, ухни! Ухни, березова, ухни! Ух!..» Эх, когда б эту песню допеть поскорей! Без дубины чтоб спорилось дело И при тяжком труде утомленных людей Монотонно б у нас не гудело: «Ухни, дубинушка, ухни! Ухни, березова, ухни! Ух!..» <1865> 341. ХИМЕРЫ Предсказывать стань-ка кто в старые годы, Что время настанет, когда у людей Помчатся стрелою по рельсам подводы Без лошадей; Что станут повсюду работать машины, Что по́ морю плавать без ветра начнем… О боже! какой бы содом Все подняли тотчас в защиту рутины: «Он рехнулся! В желтый дом, На цепь сумасброда! Ведь волнует у народа Он умы…» Что ж теперь про крик такого рода Скажем мы? Предсказывать стань-ка кто в старые годы, Что люди со временем так будут жить, Что им и перуны небесного свода Станут служить; Что сила, которой пугают нас грозы, Покорно депеши мчать станет потом… В ответ бы раздались кругом И крик, и проклятья, и брань, и угрозы: «Он рехнулся! В желтый дом, На цепь сумасброда! Ведь волнует у народа Он умы…» Что ж теперь про крик такого рода Скажем мы? Предсказывать стань-ка кто в старые годы, Что станет вдруг солнечный луч рисовать, Что мы и портреты, и горы, и воды Станем писать Не кистью, а пользуясь солнечным светом, Что кисть и палитру заменит во всем Нам свет, покоренный умом… В ответ что за крик бы раздался при этом: «Он рехнулся! В желтый дом, На цепь сумасброда! Ведь волнует у народа Он умы…» Что ж теперь про крик такого рода Скажем мы? Предсказывать стань-ка кто в старые годы, Что в обществе вовсе не будет рабов, Что время настанет, и снимет свобода Бремя оков, И новый склад жизни, склад жизни свободной Заставит всё делать свободным трудом… Сказать бы всё это — кругом Раздался б немедленно крик всенародный: «Он рехнулся! В желтый дом, На цепь сумасброда! Ведь волнует у народа Он умы…» Что ж теперь про крик такого рода Скажем мы? Предсказывать стань-ка кто в наши хоть годы, Что время настанет такое, когда На свете не будет страданий, невзгоды С гнетом труда, Что люди устроят склад жизни примерно, Что с голодом бедный не будет знаком… Скажите-ка это — кругом Поднимутся громкие крики, наверно: «Он рехнулся! В желтый дом, На цепь сумасброда! Ведь волнует у народа Он умы…» Что ж теперь про крик такого рода Скажем мы? <1868> |
