Барин Да ты не бойся же, чудак! На том стоим мы, чтоб как брата Теперь встречали мужика; Мы все на том стоим пока, Чтоб реставрировать картину Всей вашей жизни бытовой И вековечную кручину Сменить на праздник вековой… А ты на чем стоишь, друг мой? Мужик На чем? Да на земле, известно!.. Барин Ах, всё не то! Ну как тут честно К ним относиться! Нас поймут Скорей колбасники из Риги… Мужик Что хлеба мало в нашей риге — Могу сказать… Барин (наставительно) Хлеб там, где труд, И вас, поверь, mon cher [55], спасут От вашей бедности и спячки Ассоциации и стачки. Я без ума от них!.. Мужик Эх-ма! Признался сам, что без ума!.. Барин Читал ли ты хотя Жорж Занда? Мужик Да я, кормилец, не учен. Барин Возможна ль с ними пропаганда! Нам нужно лень забыть и сон, Вступить в борьбу открыто, смело, Нам нужно всем, карая зло, Чтобы в руках горело дело… Мужик У нас сгорело всё село, Так не поможешь ли мне, барин? Барин Ну как тут будешь солидарен С подобным скифом? Как его Встряхнуть, чтоб он от сна проснулся? Мужик (тихо) Мой барин, кажется… того… Немножко головой рехнулся. * * * Смущенный странным языком, Мужик пришел в недоуменье, И прогрессиста с мужиком На этом кончилось сближенье. Один из них пошел домой, Себя беседой растревожа, Другой домой побрел бы тоже, Да дом его сгорел зимой. <1871> 223. ПОЛУСЛОВА Обучена в хорошей школе Ты, муза бедная моя! От света, с тайным чувством боли, Желанья жгучие тая, Ты изломала бич сатиры И сходишь так в мир грустный наш: В одной руке — обломок лиры, В другой же — красный карандаш. Ты тихо песни мне диктуешь, То негодуя, то любя, И вдруг, прервав сама себя, Свой каждый стих процензируешь, И, дрогнув порванной струной, Твой голос слух на миг встревожит, Но только смех один больной Наружу вырвется, быть может. К чему ж нам петь? И я едва Расслушал, затаив дыханье, Ее ответ: «Полуслова Всё ж лучше вечного молчанья…» <1871> 224. ПРОБУЖДЕНИЕ
Зачем его мы разбудили? Зачем обманывали мы? В глубоком сне он, как в могиле, Не отличал от света тьмы, Любви от вечного гоненья, Отвык желать и думать он И тем был счастлив в сновиденьи, Что наяву считал за сон. И этот сон вы разогнали, Вы разбудили бедняка И вместо хлеба камень дали, Когда дрожащая рука За подаяньем потянулась. Но берегитесь, чтобы в нем Негодованье не проснулось, Глаза не вспыхнули огнем; Тогда, стряхнувши униженье, Он сам себе не будет рад, И те же самые каменья На вас обратно полетят. <1872> 225. ЗОЛОТОЙ ВЕК Октавы 1 Немало развелось теперь людей Всем недовольных — холодом и зноем, Печатью, сценой, множеством идей, Нарядами с нескромным их покроем, Решеньями присяжных и судей, И стариной и новой жизни строем, И русскою сатирой, наконец… Вступись же, сатирический певец, 2 Скорей за репутацию сатиры И отвечай: вы правы! мы скромны, Не кровопийцы мы и не вампиры, Но в этом не видать еще вины, Как думают различные задиры. Когда нет зла среди родной страны, Где каждый счастьем ближних только занят, Где без улыбки праздничной лица нет, 3 Как может быть сатира наша зла? Какие сокрушительные ямбы Придут на ум, когда одна хвала Сама собой ложится в дифирамбы, Когда поэт, как из цветка пчела, Отвсюду мед сбирает, и не вам бы, Друзья мои, скорбеть, что этот мед Сатире нашей пищи не дает. 4 Живем мы в век «отчетностей» и съездов, Общественных, обеденных речей, Манифестаций шумных у подъездов И экономной топки для печей, Прогресса всех губерний и уездов, Где что ни шаг, то всюду для очей — «Отрадное и светлое явленье», Достойное похвал и умиленья. |
