157. МОНОЛОГ ХУДОЖНИКА В ДРАМЕ «ДЖУЛИАНО БЕРТИНИ, ИЛИ ТЕРНОВЫЙ ВЕНОК ГЕНИЯ» Я весь в жару, как в первый день признанья Души моей натянутые струны Готовы вдруг одним певучим хором Ответить небесам мелодиею звуков. Чело горит, струится в жилах пламень, Я чувствую приливы вдохновенья Во имя чистого великого искусства!.. Искусство! (Падает на колени.) Весь я твой — и ты мое, искусство! Вот здесь, в груди, божественная искра Горит огнем небесного веленья, Тревожит, жжет меня, и я, небес избранник, Весь трепещу под чарой вдохновенья. (Быстро встает и начинает импровизировать.) Я расторгнул жизни путы, Вдохновенный без границ. В те великие минуты, Люди, люди-лилипуты, Предо мной падите ниц. На колени! песнопений, Для грядущих поколений, Я пролью за звуком звук. Вы — толпа, я — светлый гений, Я — рожден для вдохновений, Вы — для мелких бед и мук. Для детей погибших мира Я пою, — смиряет лира Горе, скорби и печаль. С именами Гете, Данта Имя нового гиганта Люди впишут на скрижаль. Душно, душно!.. мир мне тесен… (Срывает с себя галстук и сюртук.) Муза, муза! лиру мне! Нужно звуков, рифм мне, песен — Я горю, я весь в огне… (Обессиленный и облитый холодным потом, опускается на ковер поддерживаемый музой.) <1860> 158. БАЛ Залит бал волнами света; Благовонием нагрета, Зала млеет, как букет. Упоительно-небрежно, Зажигательно-мятежно Ноет скрипка и кларнет. В вихре звуков, в море жара, С сладострастием угара В вальс скользит за парой пара, Опьянения полна, В ураган огнепалящий, Душу пламенем мутящий, Волканически летящий, Грудь взрывающий до дна. Вот она, царица бала: Раздраженная смычком, Быстро сбросив покрывало, В танце бешеном летала, Припадя ко мне плечом. Кудри змеями сбегали, Волновались, трепетали И, играя предо мной, По щекам меня хлестали Ароматною волной. Мы неслись — мелькали люди, Ряд колонн и ряд гостей, Фермуары, плечи, груди, Лампы, люстры, блеск свечей, Косы, жемчуг, бриллианты, Дымки, кружева, атлас, Банты, франты, аксельбанты И алмаз горящих глаз. Мы неслись — кружилась зала, Я дрожал, как кровный конь, Весь был жар я, весь огонь, В жилах лава пробегала, И корсет ей прожигала Воспаленная ладонь. <1860> 159. ЧУВСТВО ГРЕКА Мы на ложах сидели пурпурных В благодатной тени сикоморы; Ароматы курилися в урнах, И гремели певучие хоры. И Эллады живые напевы, Как вино, нашу кровь разжигали, На коврах ионийские девы С негой южною нас щекотали. Целовала меня Навзикая, На груди волновался гиматий, И, устами к устам приникая, Ожидала ответных объятий; Но ни ласка, ни песня, ни шутка Мне немилы от девы Эллады: Мальчик розовый — дивный малютка Привлекал мои жадные взгляды; Я внимал, как лились, не смолкая, Его песни согласные звуки, И рыдала вдали Навзикая, Опустив свои смуглые руки. <1860> 160. ПРОСЕЛКОМ Раз проселочной дорогою Ехал я — передо мной Брел с котомкою убогою Мужичок как лунь седой. На ногах лаптишки смятые, Весь с заплатками армяк. Верно, доля небогатая Тебе выпала, бедняк! Подпираясь палкой длинною — Путь-то, верно, был далек,— Брел он с песней заунывною. «Дядя, сядь на облучок!» Сел старик. Седую бороду Только гладит. «Ты куда?» — «Пробираюсь, барин, к городу, Ждут оброка господа, Крепко староста наказывал… Вот бреду, болит спина…» И, склонившись, мне рассказывал Свою повесть старина. «Погоди, дед! С тяжкой болию Ты не ляжешь умирать, На отчизну божьей волею Сходит мир и благодать; После лет долготерпения, Бесконечного труда, Под лучами просвещения Смолкнет лютая нужда. От его превосходительства Слышал я, — а он мне зять,— Что теперь само правительство Будет слабых защищать». В мужике сердечный пламень я Этой речью оживил, И старик честное знаменье С благочестьем сотворил. <1860> |
