— Эй, Иванюня, а не обманываешь ты меня?

— Ну тогда сам лезь в колодец и попробуй!

— Ну-ну, я ничего! Разве я что? Пусть будет так, как вы говорите! Так, по-вашему, нынче еще нельзя забивать?

— Наоборот, надо оставить колодец открытым, чтобы угар выходил. До нефти еще не близко.

— Но вы тут ночуйте! А вдруг ночью нефть пойдет? А если что случится, слышите, Иванюня, дайте мне знать!

— Да уж вы, Иона, не беспокойтесь, — говорят нефтяники. — Иван и хотел бы уйти, да не уйдет никуда — слаб.

— Вы уж не оставляйте его одного.

— Что, еще и нам всем ночевать у вашего колодца? Да пропади он пропадом! Видано ли это, чтобы нефтяник, имея деньги в кармане, не пошел прогуляться? Слышите, вон уже у Менделя в бараке играет музыка. Давайте деньги!

— Нет, — говорит Иона. — Знаете, дорогие мои, ночуйте нынче здесь! Я вам завтра заплачу, не посмотрю, что шабес. А нынче я вам ничего не дам, чтобы вас не тянуло гулять. Принесите себе сюда хлеба, водки, колбасы, я сейчас прикажу Менделю, чтобы прислал вам всего побольше, а сами не ходите никуда. Прошу вас, уж эту ночь не уходите. Постерегите колодец! Мне все кажется, будто этой ночью случится что-то. А ежели, в добрый час будь сказано, случится что, прошу вас — хоть поздно ночью, но сейчас же дайте мне знать.

Он говорил без умолку, старался нас задобрить, уходил, и снова возвращался, и упрашивал, и лебезил. Видно было, что страх как не хотелось ему уходить. Ежеминутно подходил к колодцу, заглядывал в его темную пасть, нюхал тяжелый нефтяной угар, валивший из колодца клубами, и все слушал, не булькает ли внутри. Так и тянуло его взять лампу, чтобы при свете заглянуть в колодец, но это была опасная забава — мог произойти взрыв. Я все еще лежал, будто больной, в углу сарая на охапке соломы, служившей постелью тому, кто оставался ночевать у колодца. Лежу и мучусь: а вдруг чертова нефть забьет в эту минуту, зашипит, заклокочет, забулькает! Не раз мне даже слышался этот клекот, но это только казалось. Наконец кое-как Иона ушел. В небе замигала первая звезда, ему было пора садиться за субботний ужин. Я поднялся с соломы и проводил его глазами почти до конца улицы. Иона жил с женой и детьми в селе, в доброй четверти мили от колодца.

Ну, ушел! Не видать! Теперь уж, понятно, не вернется…

— Эй, хлопцы! — крикнул я своим нефтяникам. — Сюда! Ко мне!

— А что такое?

— Будет полуйка!

— Когда?

— Сейчас.

— Как сейчас? Разве есть кипячка?

— Нет еще, но, если я захочу, сейчас будет. Сбегайте кто-нибудь к Нуте. Сдается, он еще на своем участке.

— Я слышал, еще галдит там со своим приказчиком, — подтвердил один нефтяник.

— Бегите к нему, зовите его сюда, но так, чтобы никто не знал, зачем.

Один вскочил, перемахнул, как собака, через забор и побежал искать Нуту, а я тем временем ощупью полез к колодцу.

— Хлопцы! Двое ко мне! Держите меня за ноги! Да покрепче!

Они, не говоря ни слова, схватили меня за ноги. Тогда я, перевесившись через край колодца, сполз по срубу так, что одни ноги торчали наружу, нащупал на сучке веревку, которую привязал к нему, когда меня вытаскивали наверх. Угар из колодца душил меня, но мне было все равно. Крепко обмотав веревку вокруг руки, я шепнул своим хлопцам:

— Тащите!

Потащили. Я сильно дернул за веревку, вырвал кирку, которую всадил в дно колодца, и ее острие — я чувствовал это — отвалило добрый ком глины. И в тот же миг в колодце засвистело, зашуршало, зашипело, словно три десятка лютых змей, а потом забулькало, заклокотало, как кипяток в большом котле. Мои товарищи поняли:

— Нефть!

В ту же минуту в сарай вбежал Нута.

— Ну, что у вас?

— Слушайте, Нута!

Он недолго и слушал.

— Ну, в добрый час, в добрый час! — сказал он так, словно почувствовал оскомину. — А зачем вы меня звали?

— Не знаете зачем? Это наша полуйка. Купите ее.

— А!

Он вскрикнул так радостно, будто нашел на дороге сто гульденов.

— Хорошо.

— Почем даете?

— Как обычно: десятка за бочку.

— Сколько у вас бочек порожних?

— Те, что на подводах, все двадцать пустые. Мой колодец вычерпали; я забил сто.

— Ладно. Готовьте деньги. А мы, хлопцы, за работу!

Сейчас же мои хлопцы бросились, разобрали часть забора, прикатили подводу с бочкой, положили в ведро тяжелый камень, опустили в колодец. Недолго и шло оно вниз! Через минуту вернулось полным. Тотчас же мы принесли от Нуты еще три ведра, прицепили все четыре на один вал, на два каната — и, ну черпать! Через полчаса бочка полная — назад с ней на Нутин участок! Новую давай!.. Через полчаса и та полная — назад с ней! Новую давай!..

Поработали мы так до самого утра. Нуты при этом не было, но его приказчик, отпустив сторожа, сам сидел всю ночь в своем сарае. Ни свет ни заря — все двадцать бочек Нуты были полны. Тогда мы забор назад поставили, следы загребли, навели на своем участке порядок и, получив — нас было восьмеро-по двадцать пять гульденов на рыло и еще сверх того десятку на водку, легли спать как ни в чем не бывало.

Мы и минутки не пролежали, не успели и задремать — бежит наш Иона.

— Что слышно? — были первые его слова. И, не ожидая ответа, он — прямо к колодцу. Не надо было и заглядывать в него: вороты, канаты, сруб — все было черно, со всего так и капала нефть.

— Иван! Иван! — закричал он не своим голосом., тряся меня за плечо.

— Что там? — буркнул я, будто спросонок, хотя не спал и слышал все хорошо.

— Что случилось?

— Да сами видите.

— Есть нефть?

— А есть.

— А почему ворот мокрый? Почему сруб мокрый'

— Это нефть забила и все забрызгала.

— Ой-ой! Забила! Так уж сильно забила!

— Видите, нас всех обляпала.

— Вас всех? Как это так?

— Да так, только начало в колодце шипеть да свистеть, мы проснулись и бросились к нему. А в этот миг как забьет нефть, ток нас всех и обляпало.

— Ну, Иванюня, того не может быть! Вы меня обманываете!

— Поглядите на меня, как я выгляжу!

И правда, я выглядел как черт, весь перемазанный в нефти. Мы ночью об этом и не подумали, а теперь приходилось отбрехиваться. Но если хозяин вчера был как в лихорадке, сам не свой, то сегодня, уверенный в успехе, стал хладнокровней, будто его облили холодной водой.

— Эй, Иванюня, что-то мне не верится! Я еще не слыхал, чтобы нефть так била.

— А я слыхал и своими глазами видел.

Тем временем на участке становилось все светлее, и стало видно, что земля свеже взрыта и залита нефтью, виднелись и следы колес, которые вели к самому забору Нуты. Иона так и пожирал глазами эти следы.

— Иванюня, а что это за следы?

— Какие?

— Да вот, будто тут телеги въезжали и выезжали с участка.

— Вы, может, и лошадиные копыта увидите? Верно, черт в карете заезжал и нам богатство и колодец бросил.

— Нет, Иванюня, не шути! Что это за следы?

— Да это от наших тачек следы. Мы еще вчера вечером вывозили глину из сарая.

— А! А почему тут всюду нефтью накапано?

— Да что вы, Иона, выдумываете? Что вы пристаете? Накапано, потому что нефть забила и накапала. Ведь мы вашу нефть не украли. Возьмите ее себе! Вон там ее, верно, полный колодец.

— А может, вы ее украли, Иванюня, а? Знаете, я не хочу сказать ничего худого, но мне сдается, что вы уже немного черпали ее.

— Ага! — закричали нефтяники, которые, все еще лежа в сарае, молча слушали этот разговор. — Теперь мы вас поняли, Иона! Вы говорите так, чтобы не дать нам полуйку.

— Конечно, не дам! — закричал Иона, даже подпрыгнув от злости. — За что мне давать? Вы сами ее справили, вы не известили меня! Вы меня обокрали! Вы целую ночь черпали мою нефть. Караул! Воры! Караул! Разбойники! Что мне делать?

Иона начал кричать и метаться по сараю как сумасшедший.

— Успокойтесь, Иона, — сказали мы ему тихо, по выразительно. — Успокойтесь, вам же будет хуже. Есть ли у вас хоть один свидетель того, о чем говорите?