На реке вавилонской — и я там сидел,
На разбитую лютню в печали глядел.
И ко мне неустанно взывал Вавилон:
«Спой хоть что-нибудь нам!
Про Фавор! Про Спои!»
«Про Сион? Про Фавор?
Петь не станут уста.
На Сионе — тюрьма!
Ширь Фавора — пуста!
Лишь одну теперь песню могу я пропеть.
Я рабом родился, чтоб рабом умереть.
Я на свет появился под посвист бичей,
Родился от раба я, в стране палачей.
Я привык к унижениям, из году в год
Улыбаясь тому, кто терзает мой род.
И с младенческих лет мне наставником стал
Пес, что бьющую руку покорно лизал.
И хоть ростом я — кедр, увенчавший Ливан,
Но увяла душа, как ползучий бурьян.
И хоть слово гремело мое иногда —
То был гром жестяной, что не бьет никогда.
И хоть пламень свободы в душе не ослаб.
Но в крови моей — раб! Но в мозгу моем — раб!
Хоть оков не ношу на руках, на ногах —
В каждом нерве таится невольничий страх.
И хоть вольным· зовусь — точно раб, спилу гну
И свободно в лицо никому не взгляну.
Я любому шуту подчиняюсь и лгу,
Правду в сердце, как. свечку, гасить я могу.
Хоть работаю много — и ночью и днем,
Все как будто тружусь на господском, чужом.
И хоть эту работу люблю — тем больней,
Что, как раб к своей тачке, прикован я к пей.
И, добро накопив, не умею им жить:
Должен, будто чужое, его сторожить.
В жизни с кем ни сойдусь — подчиняюсь ему,
Сам себе тяжелейшую долю возьму.
И хоть изредка бунтом вскипает душа,
Чтобы путы порвать, вольной грудью дыша, —
Ах, не тот это гнев, что рождает борьба.
Это низкая злость да брюзжанье раба.
Вавилонские жены, встречаясь со мной,
Отвернитесь, пройдите скорей стороной!
Чтоб не пало проклятье мое на ваш плод,
Чтоб рабов не рождал вавилонский народ.
Вавилонские девы, страшитесь меня,
Сожаленье из юного сердца гоня!
Чтоб страшнейшая вас не постигла судьба,
Жесточайшая доля — влюбиться в раба!»
