* * * На тебя не жалуюсь я, доля: Ты вела меня, как мать родная. Ведь в степях, где хлеба ждут от поля, Плут идет, цветы уничтожая. Плуг скрипит в чернеющем просторе, И цветы вздыхают при кончине… В сердце — нож, уста замолкли в горе, И душа истерзанная стынет. Ты ж идешь, бросая, как и прежде, В черный пласт, в зияющие раны Семя правды, новые надежды, И вдыхаешь жизни дух румяный. ИЗ ЦИКЛА «ВТОРАЯ ГОРСТЬ» * * * Как знойно! Широкое поле спокойно. Равнина — немая, глухая — Без края! Безлюдье, пустыня на взгляд… Лишь травы, волнуясь, как море, Красуются в пышном уборе Да где-то сверчки гомонят. И снова В безмолвье заречья лесного И дальше, к расселинам гор, Мой взор Летит, в тишине утопает, М в травах душа отдыхает, И душу теплом. наполняет Простор. Но — вот! Чей там стон — затаенный, Как будто напев похоронный, Плывет? Мое ли то горе родное? Чье сердце томится больное? О нет! Словно голос разлуки, Свирели доносятся звуки. И вмиг К тем звукам я сердцем дрожащим приник, И, рай забывая, оно зарыдало Без слов. Тебя, моя зорька, оно увидало. И слиться с напевом народным Напев мой в порыве свободном Готов. * * * Ой, зелен явор, да зелен явор, А ива — зеленее; Ой, между всеми красавицами Всех мне одна милее. Прекрасней розы, прекрасней розы Нету цветка на свете; Не знаю розы, не знаю розы Нежней, чем щеки эти. Ясные звезды, ясные звезды Светят в небесном море, — Все утонули ясные звезды В едином ее взоре. Девичий говор, как птичий гомон, Тешит ухо, ласкает. А ее голос — пшеничный колос, Он за сердце хватает. Что больше моря, что глубже моря — Сходятся в нем все реки. А мое горе больше, чем море: С ней разлучён навеки. * * * Стройная девушка, меньше орешка, Что ж в твоем сердце злая насмешка? Что ж твои губы — словно молитва, Что ж твои речи — острая бритва? Нежно сияют глаз твоих чары, Что зажигают в сердце пожары, Ах, эти очи, пасмурней ночи, Тот, кто их видел, солнца не хочет! Что ж мне улыбка стала страданьем, Сердце, как в буре, бьется желаньем? Ясная зорька, что в твоем взоре? Ты — моя радость, ты — мое горе! Встречи добившись, пылко люблю я, Пылко влюбившись, душу сгублю я. * * *
«Калина, калина, зачем долу гнешься? Зачем долу гнешься? Иль солнца не любишь, и к солнцу не рвешься, И к солнцу не рвешься? Иль жаль тебе цвета для радости света? Для радости света? Иль вихрь тебе страшен, иль гром среди лета? Иль гром среди лета?» «Не жалко мне цвета, а в гром улыбаюсь, А в гром улыбаюсь, И солнце люблю я, я вся в нем купаюсь. Я вся в нем купаюсь. Но в небо не рвусь я, не хватит мне силы, Не хватит мне силы, Румяные гроздья к земле я склонила, К земле я склонила. Я дубу не пара, не рвусь я на кручи, Не рвусь я на кручи; Меня ты, высокий, затмил, словно туча, Затмил, словно туча». * * * Зачем ты совсем не смеешься? Не холод ли в сердце твоем? Не с горя ли сердце застыло И смех не рождается в нем? Зачем ты совсем не смеешься? Быть может, какой-нибудь грех На совесть налег и сжимает Задорный и радостный смех? Неявной печали отметка Лежит на прекрасном челе. Улыбка твоя — как под осень Блистание солнца во мгле. * * * Вьется та тропиночка, Где она прошла И из сердца запросто Счастье унесла. Вот туда пошла она, Все гуляючи, Со своим возлюбленным Напеваючи. Словно сумасшедший, Я бежал за ней. Обливал слезами я След среди камней. Словно утопающий, Как спасение, Взглядом я ловил ее На мгновение. Как в лесах коралловых В глубине морской, Слух ловил мой с жадностью Жемчуг речи той. Вот идет тропиночка. Извивается, А сердечко бедное Разрывается. Залегла на дне его Мысль всего одна: Что вот тут загублена Жизнь моя сполна. Все, что мне милей всего, Мной взлелеяно, Чем душа была жива, Здесь развеяно! Чем душа была жива, Было — минуло… Ах, чтоб эта тропочка. Вовсе сгинула! |
