Леон приехал в Вену, не зная, как его агент думает уладить дело. А когда узнал, то вначале делал вид, что отвергает его план. Но это не было сопротивлением: он в дальнейшем согласился на все и велел агенту привести Шеффеля к себе в гостиницу. Здесь после недолгой борьбы, толкаемый, с одной стороны, нуждой, а с другой стороны — блестящими обещаниями Леона, Шеффель сдался. Он обещал Леону, что поедет с ним в Борислав и будет вести тайное производство церезина, да еще за сравнительно небольшую плату. А чтобы строительство и работу нового завода прикрыть чем-нибудь другим и отвести людям глаза, Шеффель, незнакомый с галицийскими условиями, посоветовал Леону объявить, что это строится небольшая паровая мельница. Леон, как мы видели, так и сделал, не подумав хорошенько, к чему это может привести.
Уладив дело с Шеффелем, Леон не успокоился. Он бросился выискивать для будущего церезина покупателей. С помощью своего агента ему удалось спустя некоторое время найти несколько русских капиталистов, проживавших проездом в Вене. Они охотно взяли на себя посредничество в деле поставки церезина. И действительно, через три недели Леон уже заключил с только что созданные в России «Восковым обществом» контракт на доставку в течение полугода двухсот тысяч центнеров церезина на таких выгодных условиях, что заранее мог исчислить чистую прибыль от этого предприятия в сто тысяч ренских. Вот тогда, захватив с собой золотоносного Шеффеля, он и помчался в Галицию, чтобы сразу же приняться за дело. Готового воска у него было на складах в Бориславе десять тысяч центнеров. Вдвое, а то и вчетверо больше он надеялся сейчас же на собственные деньги и по дешевой цене купить на месте у мелких владельцев шахт. Позднее его контрагенты должны были прислать в Борислав своих людей, чтобы воочию убедиться, сколько и какого воска выработано, и тогда Леон должен был получить такую часть условленной суммы, которая равнялась бы стоимости заготовленного воска; за эту сумму он надеялся поставить все обусловленное контрактом количество воска, так что остальные следуемые ему деньги были бы его чистой прибылью, за вычетом разве платы Шеффелю и стоимости строительства фабрики.
И Шеффель тем временем не сидел сложа руки. Чтобы зарекомендовать себя своему «работодателю», он разработал подробный план нового завода, заказал вместе с агентом котлы, трубы и прочее необходимое металлическое оборудование на венских заводах, обуславливая срочность его изготовления. Таким образом, за время своего трехнедельного пребывания в Вене Леон, несомненно, достаточно потрудился над укреплением своего богатства и счастья. Все это время он носился как угорелый, нигде не бывал, не развлекался, не заходил к знакомым и даже не здоровался с Герданом Гольдкремером, которого несколько раз встречал на улице в толпе пешеходов. Всеобщая спекулятивная горячка захватила его, — свет померк в его глазах, и Леон уже не различал ни друга, ни брата, ни правды, ни кривды, ничего, кроме золота, богатства и блеска. Эта горячка не покидала его и по возвращении в Дрогобыч. Мы видели, что, приехав из Вены, он в тот же день договорился со строителем и Бенедей, а затем и сам помчался в Борислав, чтобы собственными глазами наблюдать закладку новой фабрики. Его словно толкало, подгоняло что-то как можно скорее это сделать; он даже, возвратясь из Вены, решил, хоть и не очень охотно, приостановить временно строительство своего шикарного дома, чтобы можно было таким образом больше денег и сил употребить на скорейшее завершение нового прибыльного дела. «Ведь мой дом, мое счастье, моя сила, от этого не перестанет строиться, расти к небу! Нет, именно успешное завершение этого дела будет одним из главнейших камней в основании моего дома!»
Вот эти воспоминания и мысли, варьируясь на бесчисленные лады, занимали Леона по дороге в Борислав. Быстрая езда и покачивание брички сладко убаюкивали Леона, а его собственные «мысли и мечты делали весь мир в глазах Леона богаче и нарядней.
Вот он уже миновал Губичи и, не доезжая Борислава, приказал кучеру остановиться на большаке. Вылез из брички и напрямик через выгон направился к речке, где должен был строиться завод. Но еще прежде, чем он приблизился к намеченной им площадке, Леон услышал какой-то гс мои. Вскоре он увидел, к немалому своему удивлению, толпу людей, теснившихся возле площадки и с любопытством глазевших по сторонам Это были большей частью владельцы бориславских шахт, хотя было здесь много и безработных нефтяников, женщин, детей и разного другого бедного люда.
«Что за притча? — подумал про себя Леон. — Что могло здесь произойти, почему собралась эта толпа народа?»
Дело объяснилось совсем просто. Едва толпа заметила его, как тотчас же владельцы шахт направились к нему навстречу и засыпали его вопросами. Что? Как? Правда ли, что он строит паровую мельницу? Почему так неожиданно пришла ему в голову подобная мысль? Зачем он идет на не минуемые убытки: ведь паровая мельница в Бориславе не будет приносить ему никакого дохода!
Леон был очень смущен этими вопросами. Он только теперь впервые понял, что, объявляя о постройке паровой мельницы, он не только не отводит глаза людей от своего предприятия, но, наоборот, обостряет человеческое любопытство. Поэтому на вопросы своих коллег он принужденно улыбнулся, не зная вначале, на какой ответ решиться. Но вот уже и рабочие, и женщины, и весь бедный люд обступили Леона: одни — прося его о работе на постройке, на мельнице, другие — благодаря его за это великое благодеяние для бориславской бедноты, которой теперь, может быть, легче будет заработать на кусок хлеба насущного. Леон с смутился еще более. Он увидел, что тут уж никак не уйти о г людского любопытства.
— Люди добрые! — сказал он опомнившись. — Кто это сказал вам, что здесь строится паровая мельница?
— Да вот пан строитель, который приехал сегодня утром искать рабочих для новой постройки.
— Э-э, да это пан строитель пошутил над вами, — сказал Леон. — Это не паровая мельница, это строится обыкновенный нефтяной завод. Где уж мне строить паровую мельницу!
— А-а-а! — вырвался из уст присутствующих возглас удивления и разочарования.
И бедняки начали расходиться, а предприниматели после их ухода стали свободнее толковать с Леоном, расспрашивать его, для чего он строит новый нефтяной завод, не потребуются ли ему нефть и воск и что он будет на своем заводе вырабатывать. Более любопытные спрашивали его даже, не заключил ли он с кем-нибудь контракта.
— Мы слышали, — говорили некоторые предприниматели, — что там, в Вене, организуется большая «Erclw achs-Explotations-Com-pagnie» («Общество эксплуатации горного воска»). Вы, наверно, с ним связаны?
— В Вене? «Общество эксплуатации»? — удивился Леон. — Нет, я ничего об этом обществе не слыхал и не связан с ним.
— Возможно ли это? — удивлялись, в свою очередь, промышленники. — Вы были в Вене и даже не слыхали об организации большого «Общества эксплуатации»?
— Да где там! — отмахивался Леон. — Я в Вене был занят частными делами, на биржу даже не заглядывал!
Еле-еле отделался Леон от своих товарищей. Правда, он обещал кое е кем еще сегодня потолковать о покупке горного воска, который потребуется для нового завода. Избавившись от не прошенных любопытных гостей, он пошел на площадку, где уже нанятые рабочие выравнивали землю, свозили щебень и кирпич и где строитель с Бенедей размеряли план и обозначали колышками место для рытья фундамента. Строительство необходимо было закончить как раз к тому времени, когда венские заводчики обещали прислать заказанное Шеффелем оборудование.
Строитель был очень недоволен и то и дело ворчал что-то себе под нос. Бенедя только время от времени слышал отрывистые слова вроде «дурень», «мошенник», «хочет дурачить людей, а не умеет». Когда Леон приблизился и громко сказал рабочим «добрый день» и «дай боже счастья», Бенедя первый подошел к нему.
— Пане, — сказал он, — не правда ли, это вы шутили, говоря, что здесь должна быть паровая мельница?
