— А еще так должно быть, — сказал он твердо, — чтобы вы, пане строитель, не издевались над бедным рабочим и не попрекали его халупой, потому что кто знает, что и вас может ожидать.

И с этими словами, не ожидая ответа строителя, Бенедя повернулся, взял свой мешок, сказал другим рабочим: «Бывайте здоровы, братцы», и вышел с площадки на улицу.

Но куда теперь? Бедный Бенедя все надежды возлагал на эту работу. Он знал, что такого слабого нигде не примут. А сейчас, когда и эта последняя надежда рухнула, он стоял на улице, словно пришибленный, не зная, куда направиться. Идти домой? Там старуха-мать ждет заработанных им денег. Идти искать работу? Но где? Ниоткуда не видно было никакой надежды. Как вдруг ему пришла мысль обратиться к более высокому пану, нежели строитель, к самому Леону, и просить его, чтобы принял на работу.

Пока он все это обдумывал, стоя на улице, перед площадью, на которой строился дом, прибежал рассыльный, который громко позвал строителя к хозяину. Строитель удивился и спросил:

— Разве хозяин уже приехал из Вены?

— Приехал вчера ночью и просит, чтобы пан поскорей пришел к нему.

Строитель, а за ним Бенедя пошли к Леону. Хозяин ходил по двору и, увидев их, пошел навстречу.

— Имею к пану небольшое дельце, — сказал он, поздоровавшись со строителем; затем, обернувшись к Бенеде, спросил — А ты зачем?

— Я, ваша милость, хотел бы стать на работу, — сказал Бенедя.

— Это меня не. касается, проси пана строителя.

— Я просил уже, но пан строитель не хотят…

— Разумеется, не хочу, — вмешался строитель. — Это тот самый, — сказал он, обращаясь к Леону, — который во время закладки был искалечен благодаря своей неосторожности. Какой мне прок в таком работнике! К тому же он сейчас, болен, а рабочих у меня достаточно.

— A-а, это тот самый! — вспомнил Леон. — Гм, оно бы следовало для него что-нибудь сделать. — И прибавил, обращаясь к Бенеде: — Ну-ну, что-нибудь придумаем, обожди здесь, пока тебя не позову. Вот сядь здесь на крыльце и посиди.

Долго продолжалась беседа Леона со строителем. Бенедя тем временем сидел на крыльце и грелся на солнце.

Наконец спустя некоторое время появился строитель, какой-то кислый как будто, и, не обращая внимания на Бенедю, ушел. Через несколько минут вышел и Леон.

— Тебе нужна работа? — спросил он Бенедю

— Конечно, барин, человек живет работой — значит, работа для него все равно что жизнь.

— Да, но, видишь, пан строитель не хочет тебя держать здесь, в Дрогобыче. Но ты не горюй: я начинаю сейчас строить в Бориславе новую паровую мельницу, там тебе работы буде! достаточно.

— В Бориславе?.. Паровую мельницу?.. — изумился Бенедя, но сразу же замолчал, не смея пускаться с таким важным барином в разговор.

— Ну, что ж ты так удивился? — спросил, усмехаясь, Леон. — Мельница — так мельница: тебе, каменщику, все равно.

— Да я уж и сам подумал, что панское дело приказывать, а наше дело работать. Мельница — так мельница…

— Только, видишь ли, я хотел бы, чтобы постройка была немудреная, так себе, в два кирпича, одноэтажная, но пошире. Это не будет обыкновенная паровая мельница, какие все строят. Я нашел такого человека, который все это придумал и план сделал и сам будет вести работу. Но, видишь, строитель уж очень носом начал крутить, когда увидел этот план. Ну, а ты разбираешься в том, как нужно работать по плану?

— Почему же нет? Если человек имеет под рукой чертеж и масштаб, то это не великая штука…

— Да, да, разумеется, не великая штука, — сказал Леон. — Так вот, видишь ли, я не всегда смогу наблюдать за тем, что там делается, в Бориславе, а строитель так здесь со мной спорил, что готов спутать мне все и построить не так, как в плане указано. Так я уж буду тебя просить, чтобы ты, в случае если что не так, дал мне знать.

Бенедя с изумлением слушал все, что говорил ему Леон. Что это за мельница такая, что строитель от нее нос воротит, а пан боится, чтобы он не сделал иначе, чем в плане указано? И с чего это вдруг Леону пришло в голову просить его, чтобы он следил за строителем? Бенедя не мог найти в своей голове ответа на все эти вопросы и стоял перед Леоном, как бы колеблясь.

— Не бойся, будь только правдив со мной, и ты не пожалеешь об этом. Пока будет идти строительство в Бориславе, до тех пор ты будешь там, и на жалованье не подручного, а каменщика. А потом посмотрим.

Бенедя еще пуще прежнего удивился. Откуда вдруг такая щедрость у Леона? «А впрочем, кто его знает, — продолжал он раздумывать, — может быть, ему и в самом деле это необходимо, вот он и платит. Разве для него это большое дело? А для бедного помощника каменщика все-таки благодеяние большое». Размышляя так, Бенедя решил согласиться на условия Леона, еще и поблагодарил его за милость.

— Ну-ну, не благодари, — ответил Леон. — Я не благодарности от тебя требую, а верной службы. Если будешь стараться, я тебя, конечно, не забуду. А теперь иди собирайся как можно скорее в Борислав, чтобы завтра же ты мог быть на месте — за Бориславом, возле реки.

С этими словами Леон дал Бенеде несколько ренских задатка и пошел в дом.

Бенедя не надеялся на такой успех. Радостный вернулся он домой и рассказал своей старой матери обо всем, что сегодня с ним приключилось.

— Что делать, мать! — закончил он свой рассказ. — Надо брать работу там, где дают. Пойду в Борислав.

— Да я тебе, сынок, и не перечу, а только помни: всегда по правде живи и к дурному никогда рук не прикладывай. С этой мельницей, сдается мне, что-то не так. Бог его знает, что себе этот толстопузый задумал, а ты, знай, беспокойся о своей душе, за собой смотри.

— Мне и самому показалось, что здесь что-то не так, как он говорит. А то, что он просит меня присматривать за строителем, мне и вовсе не понравилось. Правда, строитель наш — плут и пройдоха, но с чего это он мне, простому рабочему, наказал присматривать за паном? Ну, а если бы я и в самом деле что-нибудь заметил неладное, я бы и без его денег сказал бы ему обо всем. Посмотрим, что будет.

Но когда Бенедя совсем уже собрался в дорогу и стал прощаться с матерью, старуха ни с того ни с сего начала плакать и, обняв сына, долго не хотела его отпускать от себя.

— Ну, довольно же, мама, довольно, скоро увидимся! — утешал ее Бенедя.

— Ой, сыночек, хорошо тебе говорить! — ответила мать плача. — Разве ты не видишь, как я стара? Мне еще день — час пожить, да и жизнь вся. Как посмотри, что ты уходишь от меня, так и чудится мне, что уж никогда больше тебя не увижу.

— Пусть бог милует! Мама, что вы говорите!..

— То говорю, что мне сердце подсказывает. И еще мне сдается, что ты, сынок, идешь в этот Борислав, как в западню какую, и что было бы лучше, если бы ты отнес этот задаток и остался тут.

— Но, мамочка, с чем оставаться здесь, когда работы нет? Я же вам говорю, что чуть увижу что-нибудь недоброе, так пусть меня пан хоть всего озолотит, я и часа не останусь работать у него.

— Хорошо, иди, если такова твоя воля, я тебе не запрещаю, и пускай тебя господь благословит!

И старая мать со слезами проводила своего сына на дорогу, ведущую в Борислав, а когда вернулась в свою лачугу и осталась одна, долго стояла с заломленными руками, а затем зарыдала:

— Сыночек мой! Пусть тебя бог благословит на добром пути! А я уж, видно, не увижусь с тобой!

Было воскресенье, когда Бенедя отправился в дорогу. В церкви, мимо которой он проходил, дьячки гремели «хвалу божью». А рядом, на убогой дрогобычской мостовой, возле каменной ограды сидели группами рабочие в пропитанных нефтью рубахах и драных кафтанах, ожидая, когда окончится «хвала божья», чтобы двинуться затем в Борислав. Одни из них крестились и шептали «Отче наш», другие дремали на солнцепеке, некоторые же держали в руках десяти крейцеровые хлебцы и лук и ели, откусывая от целого, не разрезанного хлеба. Бенедя не задерживался возле церкви, потому что хоть от Дрогобыча до Борислава и не очень далеко — всего какая-нибудь миля — и хоть ему не нужно было искать работу, подобно большей час «и этих нефтяников, но ему сказали, что в Бориславе очень трудно найти квартиру, а ему хотелось устроиться где-нибудь недалеко от «фабрики», на которой он должен был работать: после несчастного случая во время закладки он чувствовал сильную слабость в ногах и знал, что по бориславской не просыхающей грязи далеко ходить не сможет. Поэтому Бенедя спешил в Борислав, чтобы отыскать себе жилище, пока не нахлынули туда толпы рабочего люда и не заняли все углы. Но ему нужно было нанять квартиру на длительное время, хотя бы на месяц; найти такое помещение было труднее, так как в Бориславе большую часть всяких углов сдают пришлому люду на одну ночь, что значительно выгоднее хозяевам.