И по словам «Введения», именно на Морском Министерстве лежит основная вина в том, что, пренебрегая компетентным мнением адмиралов, командовавших флотом на Дальнем Востоке, прежде всего Алексеева и Дубасова, оно упустило стратегически необходимую и невозместимую базу на юге Кореи.

При этом руководство Морского Министерства вначале шло на поводу неких высших чинов в Петербурге, а затем — Министерства Иностранных Дел[104]. А в 1901 году вопреки протестам Командующего морскими силами на Дальнем Востоке П.П. Тыртов отозвал единоличным приказом под предлогом ремонта несколько кораблей эскадры в Кронштадт. Обратно без ремонта на Дальний Восток они пошли уже с адмиралом Рожественским. Действие, до сих пор также не получившее разумного объяснения и граничащее с вредительством.

Так что чудны дела Твои, Господи! Может, у адмирала П.П. Тыртова дипломатического или, вернее, геополитического чутья вовсе не было? Так лучше бы его не министром назначить, а командиром того же Кронштадтского порта, например. Много вреда, глядишь бы, и не принес.

Кстати, чтобы не забыть. Во время совместного плавания соединенных эскадр выяснилось, что как раз совместно ходить и маневрировать суда эскадр не умеют. Хотя П.П. Тыртов руководил Тихоокеанской с 1892 года, и с углем особых проблем не было. А Средиземноморской эскадрой командовал сам адмирал Макаров.

Но констатацией этого печального факта дело и ограничилось.

В 1896-1897 годах Командующий Тихоокеанской эскадрой адмирал Е.И. Алексеев еще несколько раз подчеркивал, что только порт на юге Корейского полуострова может считаться ценной базой при возможном конфликте с Японией. А также для предотвращения этого конфликта.

Этой же точки зрения в еще более категорической форме придерживался младший флагман Тихоокеанской эскадры контр-адмирал Дубасов, сменивший в 1897 году адмирала Алексеева на должности начальника эскадры.

И самое главное — во взаимном положении России и Японии в Корее произошли за 1895-1897 годы такие изменения в пользу России, которые делали осуществление планов русских адмиралов более чем реальными.

Господь дал России еще один шанс реального выхода на океанский простор.

Поскольку этот вопрос, совершенно не освещен, а вернее, затемнен в стандартных изложениях предъистории русско-японской войны, скажем о нем самое необходимое для понимания его важности.

После японо-китайской войны, когда Россия так решительно вступилась за целостность Китая, между правительствами двух стран вполне естественно возникли «особые отношения». Но еще более доверительные отношения совершенно неожиданно возникли у России с Кореей. Мы помним, что начиная с 1876 года Япония получила в Корее преобладание, усилившееся в результате японо-китайской войны. Японцы создали и спонсировали так называемую «партию реформ».

Реформы по-самурайски

Реформы эти наряду с существенными и, по крайней мере на вид, разумными — такими как уничтожение рабства, свобода внутренней торговли хлебом и другими злаками — включали в себя и такие, вроде петровского «указа о бороде», которые кроме как издевательством над народными обычаями и привычками корейцев иначе не назовешь.

Не лучше был способ, которым реформы эти проводились японцами и их ставленниками в жизнь. «Все делалось резко, с насилием, пренебрежительно к местным обычаям и преданиям и притом обидным для самолюбия корейцев образом», — писал в своей записке губернатор Приморской области генерал-майор П.Ф. Унтербергер^{159}, автор первого плана превращения Владивостока в крупнейшую русскую крепость на Дальнем Востоке.

«Не встречая ни с чьей стороны активного сопротивления в Корее, японцы сделались самоуверенными и, сбросив маску вежливой сдержанности, проявляют уже грубую дикость», — доносил в своем рапорте Командующему эскадрой Тихого океана командир канонерской лодки «Кореец». Той самой, которой еще предстоит заслужить георгиевские серебряные рожки при штурме фортов Таку и погибнуть вместе с «Варягом» в битве при Чемульпо.

Японская полиция и нижние чины (японского) гарнизона (Сеула) выходили на улицу с ножницами, резали у корейцев волосы, отбирали трубки, с которыми корейцы не расставались целыми днями. «Негодование против японцев, которых народ и без того искони ненавидел, росло. В разных частях государства начались восстания».

После вынужденных уступок при заключении Симоносекского мира, будто для того, чтобы компенсировать ущерб, нанесенный своему самолюбию, Япония еще более грубо стала действовать в Корее.

«Кроме того, некоторые из распоряжений японцев явно носили характер стремления к наживе и личному обогащению. Так, например, они ввезли в Корею большое количество черных, залежавшихся у них материй, а затем обнародовали указ, предписывающий корейцам носить черное платье»^{160}. Это, чтобы вы поняли, при любви корейцев к одеждам белого цвета.

Не удивительно, что корейский король Коджон, принимая у себя во дворце летом 1895 года командующего Тихоокеанской эскадрой адмирала Алексеева, высказал ему, насколько он дорожит дружбою Русского Царя и с каким доверием в настоящее трудное время для Кореи он относится к Русскому представителю[105].

Убийство королевы

Против господства японцев и их «агентов влияния» выступил королевский двор, и особенно сама королева.

Сменивший на посту прежнего японского посланника в Сеуле генерал-лейтенант виконт Миура считал, что главным препятствием для японской политики являлась именно корейская королева Мин. Замечательная, кстати, была женщина. Умна, красива и родину любила.

«Одаренная, по отзывам лиц, знавших ее лично, блестящим самородным умом и тонким женским инстинктом, она была твердо убеждена, что благо Кореи зависит от дружбы и покровительства России. И эту идею она до конца проводила всюду, не скрывая ее ни перед кем»^{161}.

Своей жизнью заплатив, добавим, за саму идею дружбы народов России и Кореи.

Решение убить королеву было принято на совете в Сеуле в доме виконта Миура. Кроме него, в совете принимали участие Окамото — японский советник министерств военного и двора в Корее, Сугимура — секретарь японской миссии в Сеуле и другие.

26 сентября/8 октября 1895 года это решение было приведено в исполнение. В убийстве участвовали первый секретарь японской миссии, отряд японских солдат и банда «соси» — наемных убийц — в числе 30-40 человек под начальством Судзуки, Шигамото и Ассаямо Кензо — должно быть, предка парфюмера^{162}.

«Королева была ранена саблями и замертво упала. Тогда ее положили на доску, закутали одеялами и вытащили во двор, откуда вскоре потом унесли в ближайший парк, где набросали на нее мелких дров, все облили керосином и зажгли…

Ее сожгли хотя и раненую, но еще живую, и она в агонии старалась от огня скрыть голову и руку, стремясь зарыть их в землю»^{163}.

После зверского убийства королевы были устранены все неудобные японцам министры, а министр двора убит на глазах самого короля. Чтобы знал. Сам король стал пленником в своем дворце.

Наш шанс

Но оказалось, что японцы переборщили. Красавица королева была популярна. В покорной Корее начались народные волнения, дошедшие до убийства японцев и столкновения корейских войск с японскими. Пришлось срочно убрать генерала Миура и вернуть прежнего посланника графа Инуйе с выражениями соболезнования от японского императора. Но ничего не помогало. «Партия реформ» окончательно «потеряла лицо».