Письмо генерала Флуга

Сам Федор Петрович скончался в 1928 году в возрасте 60 лет. Узнав из газет о его смерти, интерес к запискам генерала Рерберга проявили военные круги русской эмиграции. В частности, генерал от инфантерии Василий Егорович Флуг[332], в прошлом начальник штаба Наместника Алексеева, сослуживец Рерберга по 2-й Маньчжурской армии и один из лучших русских командующих армейского масштаба, по мнению А.А. Керсновского, в Великую войну.

Из его письма, приведенного в качестве одного из предисловий к книге Ф.П. Рерберга, следует, что генерал Флуг вполне разделяет точку зрения генерала Рерберга на описываемые события:

«16 Октября 1928 г.

Милостивый Государь!

Из Вашей статьи, помещенной в № 2233 “Нового Времени”, я узнал, с величайшим прискорбием, о кончине Ф.П. Рерберга, которого я хорошо знал по совместной службе в Штабе 2-ой Маньчжурской армии в бытность мою Генерал-Квартирмейстером, а в последние месяцы войны — вр. и. д. начальника штаба этой армии. Не зная адреса вдовы покойного, я лишен возможности лично передать ей мое глубокое соболезнование в постигшей ее потере, почему был бы Вам глубоко благодарен, если бы нашли возможным взять на себя этот труд.

Несколько дней тому назад к Вам обратился письменно генерал Экк, прося Вашего посредничества перед вдовою Федора Петровича о представлении в его распоряжение, как председателя местного общества участников Русско-Японской войны, записок покойного генерала, относящихся к событиям этой войны.

Состоя членом того же общества и будучи чрезвычайно заинтересован содержанием этих мемуаров, так как из многочисленных бесед, которые я имел с покойным во время самих событий, мне хорошо известны его в высшей степени оригинальные и по существу верные взгляды на совместно переживавшиеся нами исторические моменты, я горячо присоединяюсь к просьбе генерала Экка, беря на себя ручательство, что рукопись будет сохранена в абсолютной целости и возвращена по первому требованию.

Наше общество, как только еще образовавшееся, не располагает пока средствами для издания трудов своих членов и других лиц, но имеет в виду распространение иными способами правильных взглядов на события 1904-1905 гг. и, между прочим, охотно взяло на себя труд, войти в сношение с заграничными русскими издательствами о напечатании записок Федора Петровича, если бы Madame Рерберг пожелала передать их широкой гласности.

Прошу принять уверения в истинном уважении и преданности.

В 1967 году сыну генерала Петру Федоровичу Рербергу удалось издать его записки в Мадриде крайне ограниченным тиражом. Ссылок на них в работах, посвященных русско-японской войне, практически нет, а те, что есть, относятся в основном к действиям 2-й Маньчжурской армии и носят чисто справочный характер типа: это случилось тогда-то, а вот Рерберг говорит то-то^{470}.

Существо же записок генерала Рерберга нигде не было рассмотрено и проанализировано. Вместе с тем приведенные в них данные позволяют совершенно по-новому взглянуть на многие вопросы, уже затронутые в нашей работе, и на те, которых мы еще коснемся.

Причины истинные?

В предисловии к своей работе Федор Петрович Рерберг пишет: «…начиная с 1900 года по наблюдению некоторых фактов, с которыми приходилось мне встречаться на служебном поприще, и знакомясь с известного рода литературой, я начал приходить к заключению, что среди высокопоставленных лиц, окружающих Русского Императора, есть несколько человек, ненавидящих Государя и предающих Его, а с Ним и всю Россию.

Лица эти находились в подчинении тайных интернациональных сил, и к таковым лицам я по целому ряду наблюдений относил генералов Куропаткина и Фредерикса, министров Витте и Ламздорфа, и это из наиболее видных?[333]

О случаях, давших мне повод к подобным мыслям, я расскажу ниже, в первой части настоящих записок.

Когда вспыхнула война с маленькой Японией, я наперед был убежден, что в начинавшейся войне мы будем преданы, и мои предчувствия меня не обманули. “История с Гриппенбергом”, которая протекала на моих глазах, еще больше убедила меня, что Генерал Куропаткин проигрывал сражения умышленно, что он вскоре доказал на Мукденском сражении.

Но, проигрывая сражения с какой-то затаенной и неведомой целью, Генерал Куропаткин самым гениальнейшим образом принимал меры, чтобы свалить вину на других лиц, и это ему удавалось: он сумел настроить почти “весь Петербург” против “виновников”, сумел обрисовать личность благороднейшего Генерала Гриппенберга (знаменитого героя Араб-Конака 1877) как труса и дезертира, и ему поверили.

Из разговоров в различных слоях Петербургского общества я убедился, что никто не понял истинных причин наших поражений. Пресса также выдумывала различные причины, оправдывая этим настоящего виновника.

Обвиняли нашу доблестную и многострадальную Армию, невежество русского народа, недостаток грамотности, плохую подготовку нашего офицера[334]; обвиняли Адмирала Алексеева, а после его ухода даже Самого Государя, будто бы своими распоряжениями из Петербурга стеснявшего свободу Генерала Куропаткина.

Обвинения сыпались, как из рога изобилия, из уст людей, ровно ничего не понимавших в военном деле, наша интеллигенция и пресса с апломбом рассуждали о том, чего не понимали. Официальная печать приняла определенное направление обеления Генерала Куропаткина, и в редакции газеты “Русский Инвалид” из моих статей вычеркивалось все, что шло определенно в критику Генерала Куропаткина и в защиту Генерала Гриппенберга.

Правда была “задушена” в угоду Генералу Куропаткину.

Будучи назначен Членом Военно-Исторической Комиссии по описанию Русско-Японской войны и работая в ней, я окончательно убедился в том, что Генерал Куропаткин проигрывал сражения умышленно, постоянно сваливая вину на кого-нибудь другого. Но убедился также в том, что какие-то тайные силы и пружины были на его стороне и что вывести на чистую воду все его лицемерные комбинации было почти невозможно.

Я убедился также в том, что писать правду нам мешали и что и Сам Государь, и все Русское Общество были обмануты. Вот почему я решил написать свои собственные записки о Русско-Японской войне, из которых читатель сможет убедиться, что я знаю “тайны”, никому иному ныне не ведомые и проливающие некий свет на причины необъяснимых поражений нашей доблестной Армии на полях Маньчжурии…

Казалось бы, что по поводу Русско-Японской войны 1904-1905 гг. уже было напечатано различными военными писателями более чем достаточно и нечего больше писать об этом мало понятном явлении военной истории: все, что можно было найти, было своевременно найдено, разобрано и преподнесено читающей публике…

Спрашивается, что же может сообщить по этому поводу русский эмигрант, не имеющий в своем распоряжении ни карт, ни документов?

А сообщить кое-что можно: и нового, и неведомого, ибо были факты, которые были ведомы только очень ограниченному числу лиц, и все эти лица умерли, не поделившись с потомством известными им секретами. Несомненно, что своевременно должен за ними последовать и я, и если я не напишу того, что написано в настоящей книге, то и я унесу с собой в могилу некоторые тайны, которые, таким образом, никогда и никому известны не будут.