Сравнительно-стилистический подход Винкельмана дал антиквариям собственный метод изучения памятников, который позволял извлечь закономерности из самих артефактов и дополнить данные письменных источников путем сопоставления хронологической даты со стилевыми особенностями предмета. Это позволило в определенной мере освободиться от восприятия археологических памятников как иллюстраций к античной литературе и понять их самодостаточную ценность как источника. Однако созданная Винкельманом картина древности страдала идеализацией. Объем источников, которыми он оперировал, был ограничен, так как в его время науке были известны не сами греческие подлинники (за исключением храмов Афин и Пестума), а лишь римские копии. В соответствии со своей схемой циклического развития искусства, в художественном творчестве Греции Винкельман выделил 4 этапа: древнейший, высокий, изящный, подражательный (греко-римский). Показательно, что его интересовала лишь эпоха расцвета греческого искусства — «подражательный» период как «время упадка» он старался исключить из своего рассмотрения. Научные принципы, методы и выводы, сделанные Винкельманом, объективировали знания о классической древности и превратили классическую археологию и историю искусств в самостоятельные научные дисциплины. Труды Винкельмана, переведенные на многие европейские языки, долгие годы оставались модным чтением, а для нескольких поколений антиквариев — образцом изданий археологических памятников.

Другой ученый и коллекционер, французский аристократ А.К.Ф. де Тюбьер граф де Кейлюс (1692–1765) вошел в историю археологии и историю искусств не только как автор семитомного «Собрания египетских, этрусских, греческих, римских и галльских древностей» (1752–1767), но и как инициатор первых физико-химических анализов антиков для определения их подлинности. Согласно Кейлюсу, археология обращена исключительно к анонимным объектам древности, которые следует изучать сравнительно-историческим методом; она стимулирует ученых к выводам, исходя из изучения самого предмета. Антикварий рассматривал древности, прояснявшие лакуны в свидетельствах античных авторов о жизни и быте античности, как непосредственные свидетельства определенной эпохи, пытался классифицировать памятники по их материалу и художественным формам. Во главу угла Кейлюс ставил сам артефакт, анализируя его для разъяснения художественного вкуса определенного времени, — он призывал изучать историю искусств, а не историю художников.

В 1767 г. профессор Гёттингенского университета Х.-Г. Гейне (1729–1812) начал читать курс лекций «Археология искусства древности, преимущественно греков и римлян», и после двухтысячелетнего забвения возродил греческий термин, ставший названием «науки о древностях». Почти за сто лет до Гейне, лионский врач и антикварий Ж. Спон (1647–1685) в книге «Ученая смесь о древностях» (1685) уже предлагал вернуться к термину «археология», но только с конца XVIII в. он стал употребляться в контексте истории античного искусства и постепенно вошел в международное употребление, укоренившись в России лишь в начале XIX в. Гейне понимал под «археологией» описание и классификацию памятников древности. При этом он классифицировал ее как один из разделов изучения античной литературы, считая ее наукой эстетической, а не исторической. Именно Гейне в трактате «Исправления и дополнения к Винкельмановской истории искусства древности» (1771) обратил внимание на поспешность выводов великого предшественника, признав за Кейлюсом первенство в познании «механики» искусств.

Гейне создал школу немецких филологов-классиков и археологов. Среди ее наиболее известных представителей были упомянутый Г. Соэга (Цоэга), оставивший исследования по римской скульптуре и египтологии, Ф. А. Вольф (1759–1824), прославившийся книгой «Введение к Гомеру» (1795), которая заложила основу современного гомероведения, И.Ф. Зибенкес (1759–1796), автор первого «Руководства по археологии» (1799–1800), К.А. Бёттигер (1760–1835), основавший первый археологический журнал в Германии — «Amalthea, Archaologie und Kunst». Во многом благодаря школе Х.Г. Гейне немецкое антиковедение почти целое столетие занимало ведущие позиции в мире.

В рамках «науки о древностях», развивавшейся с эпохи Возрождения, к XVIII в. были заложены основы ряда источниковедческих историко-филологических дисциплин — палеографии, дипломатики, кодикологии, папирологии, эпиграфики, нумизматики, сфрагистики, археологии, истории искусств и др. Обращение к прошлому, прежде всего к античному наследию, в эпоху Просвещения стало базироваться на других, отличных от Возрождения, основах. Со второй половины XVIII в. «неогуманизм» Винкельмана с несравненно большей научной строгостью поставил вопрос о целостном образе античной цивилизации, которая стала рассматриваться не только как идеал, а как определенный этап исторического развития человечества. Открытие других «культурных миров» способствовало появлению новой «философии истории»: выдвижению идеи общественного прогресса, формированию представления о едином историческом процессе, в котором участвуют различные цивилизации и культуры с собственной логикой развития и другими, отличными от европейских, ценностями. Но по объективным причинам различные регионы мира в историко-археологическом отношении не могли быть обследованы одинаково равномерно — лучше была изучена Западная Европа, в меньшей степени — Восточное Средиземноморье и отдаленные уголки Ойкумены. Именно в период антикваризма энциклопедическая «наука о древностях» начала выработку собственных методов полевых и кабинетных исследований, приступила к созданию системы научных организаций с программами изучения конкретных регионов, различных типов и видов источников. Главная заслуга антиквариев той эпохи — создание базы для дифференциации наук историко-филологического цикла в виде публикаций первых корпусов и научных обобщений накопленного материала, осознание необходимости строгой внутренней и внешней критики источников. Благодаря их трудам «открытие прошлого» человечества состоялось именно в XVIII в., но в следующем XIX столетии гуманитарные традиции Просвещения были переосмыслены и детализированы — сотканная энциклопедистами ткань мировой истории была расплетена на отдельные нити.

Слово «цивилизация» наполнилось современным смыслом в век Просвещения. Производное от более древних понятий (лат. civitas, фр. civil(e), civilite) именно в XVIII столетии оно приобрело в социально-политической лексике европейского мира два различных значения, из которых второе утвердилось и дошло до наших дней. Первое значение было узко юридическим. В 1704 г. четвертое издание трактата английского натуралиста и теолога Дж. Рэя «Мудрость Божия, явленная в его творениях» (1-е изд. — 1691) определило словом «цивилизация» трансформацию уголовного процесса в гражданский. Эту же формулировку воспроизвел издававшийся иезуитами «Словарь Треву» 1704–1771): «Цивилизация. Термин юриспруденции. Акт правосудия, превращающий уголовный процесс в гражданский». Данное определение нашло отражение во всех французских справочных изданиях эпохи Просвещения, но почти не прозвучало за пределами Франции.

Второе значение термина, оказавшее более глубокое влияние на современную политическую лексику, восходит к середине XVIII столетия. Оно означает передовое состояние общества и культуры, а также процесс, ведущий к такому состоянию. Глагол и прилагательное возникли раньше существительного: во Франции с середины XVI в., в Англии с 1730-х годов слова «civiliser/to civilize» и «civilise/civilized» служили синонимами «приобщения к культуре», несли в себе противопоставление «варварству» и означали совершенствование нравов.

Неологизм «цивилизация» почти одновременно родился во Франции (civilisation) и Англии (civilization), а затем был переведен на немецкий (Zivilisation) и испанский (civilizacion) языки, наполняясь в ходе своего распространения новыми смысловыми нюансами, особенно в Германии, где параллельно закрепился термин «Kultur». Лишь в Италии слово «civilizzazione», появление которого отмечено с 1770 г., не имело успеха, главным образом в силу эстетики языка. Новая смысловая нагрузка, связанная в других языках с термином «цивилизация», к концу XVIII столетия закрепилась в итальянском за старыми терминами «civilta» и «civile», однако в силу своей статичности они были лишены того исторического размаха, который приобрело данное понятие в английском и французском языках. В конечном счете итальянские термины остались гораздо ближе к трактовке «цивилизации» как «куртуазности» или «благопристойности», вышедшей из недр придворной культуры.