Полк выступил с батареей в направлении станицы Уруп-ской. Ночевал в однодверном богатом крестьянском хуторке на реке Синюхе. К ночи в полк подошла сотня пополнения старых казаков Ейского отдела, восточных его станиц. В сотне много было вахмистров, урядников и даже подхорунжих Великой войны. Очень многие с Георгиевскими крестами разных степеней. Почти все они были первопоходники и старые корниловцы. По взятию Екатеринодара и с переходом 1 -й Конной дивизии за Кубань они, как не подлежавшие мобилизации по своему возрасту, были отпущены в свои станицы. Теперь же, ввиду всеобщей мобилизации войском «десяти присяг», они подлежали ей. И прибыли к нам, как в свой родной полк. Их привел подхорунжий Латыш, с четырьмя Гергиевскими крестами на груди.

В полку, в строю, было около 400 шашек, и прибытие на пополнение свыше сотни казаков, да еще испытанных бойцов, было как нельзя кстати. Подхорунжий Латыш небольшого роста, широкоплечий, хорошо сложенный блондин, воински подтянутый, спокойный и разумный — он произвел на нас отличное впечатление. Сотня казаков, прибывшая в полном вооружении, с достаточным запасом патронов, на хороших собственных лошадях, сильно порадовала полк. Все они тут же были распределены по сотням. Сотник Демяник, старый служака и сам бывший подхорунжий мирного времени, «отвоевал» себе Латыша и назначил его вахмистром своей сотни. Многие молодецкие урядники в других сотнях — тут же получили взводы.

Наутро 6 октября, полк с конно-горной батареей (не казачьей) подошел к Урупской с юго-западной стороны. Противник обнаружен на буграх. Линия его фронта хорошо была видна нам. Оставив полк в ложбине, штаб полка с командиром батареи взобрались на стог соломы, осмотреться. Перед нами ровное скошенное поле. Все видно как на ладони. Фронт красных был широкий, фланги коего не были видны. Правее нас, т. е. к югу, должны действовать екатеринодарцы, линейцы и черкесы, а левее, к се-веру — запорожцы и уманцы. Но со всеми соседями своей же дивизии — полк не имел живой связи и не знал, где они находятся.

Безладнов, боясь «нового цука за бездействие» со стороны генерала Врангеля, решил атаковать окопы красных двумя сотнями. Доводы о том, что если уж атаковать, то всем полком, пройдя к противнику балкой, не помогли. 5-я и 6-я сотня, руководимые опытными командирами — сотником Демяником и подъесаулом Сменовым — были брошены вперед. Широкой рысью выбросившись из балки и наметом построив сплошную одношереножную линию лавы и блеснув шашками, — сотни смело и решительно перешли в широкий намет. Красные сразу же зашевелились. В бинокль видно было, как красноармейцы поднялись в цепи и бросились назад. Но по цепи замелькали белые рубашки матросов... побежавшие вернулись, залегли в цепи и открыли по казакам сильный огонь. Мы видим, как от этого огня сотни еще шире рассыпаются в стороны, выходят из управления своих офицеров, потом уменьшают свой аллюр и... останавливаются. Атака явно сорвалась. Казаки стреляют с коней, некоторые спешились и, держа лошадей в поводу, стреляют. Все офицеры сотен верхом разъезжают по лаве, видимо, ободряя казаков. Но все это было бесполезно. Огромного роста хорунжий Воропаев (из урядников Конвоя Его Величества), на громадном своем гнедом коне, в белой широкой гимнастерке, человек отменной храбрости — он, разъезжая вдоль лавы, изредка, обнаженной шашкой грозит в сторону красных. Наша горная четырехорудийная батарея бездействовала — и за дальностью расстояния до противника, и за малочисленностью снарядов. Так сотни простояли под огнем красных до самой ночи, неся ненужные потери.

От внутреннего раздражения ненужности этого боя — сумерками, сидя под скирдой соломы, — я задремал. Сквозь сон слышу очень знакомый голос, повторяющий — «латыш... латыш...» Слышу, но не понимаю, кто это говорит и — в чем дело?

Кто-то тормошит меня за плечо. Открываю глаза, вижу сотника Демяника и быстро спрашиваю:

— А?.. Это Вы?., вернулись? ну как?

— Да я же Вам говорю, что подхорунжий Латыш убит!.. Так жаль... только вчера ведь прибыл в полк... имел четыре Георгиевских креста... я его сразу же назначил вахмистром сотни и вот убит... — говорит мне Демяник, но почему-то не по-черноморски, как всегда, а на чистом русском языке. И весь его юмор в разговорах — как рукой смахнуло. Подойдя к Безладнову, я застал его сконфуженным неудачей боя. Ласково обращаясь ко мне, он просит написать донесение начальнику дивизии и приказ по полку о потерях.

В полной темноте, на рысях вдруг подходит наш правый урядничий разъезд. Урядник докладывает Безладнову, что две сотни казаков-лабинцев, мобилизованных красными и находящиеся на левом фланге своих войск, в ложбине, хотят перейти к нам и просят указания, куда им прибыть?

— Вот от них и делегаты, — докладывает урядник, указывая на двух казаков, находящихся в рядах его разъезда. Это была словно компенсация за неудачи всех наших дней. Делегаты были без погон, но они ничем не отличались от наших казаков в погонах. На папахах у них были белые полоски тряпок. Просто и бесхитростно доложили эти делегаты, как их мобилизовали красные. Сотни сформированы

из Коистантиновской и Родниковской станиц. Сотенными и взводными командирами — у них свои же урядники-станичники.

Получив инструкции, наш разъезд с делегатами немедленно же двинулся в ночную мглу. На всякий случай — полку приказано быть в полной готовности.

Часа через два времени человек 200 конных казаков, наших кубанских, полностью вооруженных, подошли к нам. Командиры «красных сотен» по-старому, по-привычному, явились Безладнову, доложили, как их мобилизовали красные и вывели из станиц, как они «ухитрялись обмануть красных, перейти к нам, но все время боялись наказаний от нас» (белых).

Успокоенные и ободренные нами — они остались при полку. Полк сразу же пополнялся на одну треть своего состава. Все были довольны, в особенности командиры сотен, что их ряды увеличивались. Немедленно отправили донесение в штаб дивизии. Наутро было получено приказание от генерала Врангеля — «всех красных казаков немедленно прислать под конвоем в штаб дивизии». Что с ними там случилось, мы не узнали, но в наш полк никто из них не вернулся.

С полковником Топорковым

В ночь на 8 октября корниловцы, запорожцы и уманцы были сосредоточены на вчерашних наших позициях. Всеми полками руководил полковник Топорков, которого я вижу второй раз. Распоряжается он угловато, но дельно. Он строит полки уступами, и каждый полк в резервной колонне. Таким строем он будет атаковать красных на рассвете, чтобы массой конницы прорвать фронт и ворваться в станицу. Мне этот строй нравится. Он не хочет строя лав, да еще ночью: разорвутся казаки под огнем, и тогда не соберешь их.

Полки тихо сосредоточились. Головным идет 1-й Запорожский полк подъесаула Кравченко. За ним, уступом влево — 1-й Уманский полковника Жаркова. Правее, таким же уступом — Корниловский полк подъесаула Безладнова.

Погон-жетон Корниловского

Атака Корниловского конного полка у села Кормового Астраханской губернии 23 апреля 1919 г.

Рис. Ф.И.Елисеева.

конного полка.

Наказной атаман Кубанского Войска генерал-от-инфантерии М. П. Бабыч с братьями. Справа: Георгий (1862-1943), генерал-майор, выпускник Пажеского корпуса, офицер Урупского полка. Слева: Павел (род. в 1854), генерал-майор корпуса жандармов, пропал без вести во время революций. Крым, 1914 г.

Казаки I-го Уманского полка в станице Уманской. 1911 г.

Казаки 1-го Кавказского полка, призыва 1909 г., станица Успенская.