В станицу Петропавловскую прибыл командующий Добровольческой армией генерал Деникин. По тревоге — наш полк был вызван на церковную площадь. Для нас все это было исключительно интересно и загадочно. Старые корниловцы давно ждали продолжительного отдыха для полка и отдыха основательного, вплоть до отвода в Ека-теринодар.
— Ну, теперь полк его и получит прямо из уст самого командующего, — говорили все. И сердца усиленно бились... ну, наконец-то!.. И сейчас полк получит долгожданный отпуск.
На широких рысях полк прибыл и выстроился резервной колонной на небольшой церковной площади. С пулеметной командой в полку было до 500 всадников. Заполнив всю площадь, сила эта казалось внушительной. Волновался на своем темно-караковом жеребце с густой гривой даже спокойный Безладнов.
Из-за угла скоро показался пешком генерал среднего роста, со спокойными движениями, немного мрачный и полнеющий, но в полном своем физическом расцвете сил. По тому, что его сопровождал генерал Врангель, — я понял, что это и есть генерал Деникин. Я его вижу впервые. На нем обыкновенный армейский китель защитного цвета, темные шаровары «суженки», вобранные в сапоги, аксельбанты офицера Генерального штаба и пехотного образца шашка через плечо. На голове фуражка защитного цвета. Все на нем было очень просто и скромно.
Безладнов, выкрикнув слова команды военного ритуала, поскакал к нему с рапортом.
— Здорово, храбрые корниловцы! — громко, густым, слегка грустным голосом огласил он ряды строя полка и площади.
— Здравия желаем Ваше прысь!.. — очень громко, дружно и восторженно ответил полк и замер в строю.
Командующий молча обошел ряды полка вплоть до пулеметной команды, все внимательно осматривал и никого ни о чем не расспрашивал. А потом, выйдя вперед и став посередине полка перед его фронтом, начал свою речь, полную похвалы полку за его доблестную работу в долгой боевой службе, полной жертвенности.
— Враг еще не сломлен. Требуется и еще напряжение. Корниловцы должны показать себя, как и раньше, в числе первых. Россия не забудет Ваших кровавых потерь и жертв!
Сердца у всех бились горячо и учащенно, и магическое слово «отдых» — ждали вот сейчас, сейчас... сию минуту, сию секунду...
— За будущую освобожденную Россию, Великую, Единую и Неделимую — УРА! — закончил генерал Деникин. — А теперь — по квартирам. И... отдыхайте, — сказал он Без-ладнову. И об отдыхе — ни слова. И долгожданный отдых наш канул в вечность. Всем стало сразу же грустно... И такой заметный смотр, смотр в зоне военных действий, и самим командующим — он не порадовал ни офицеров, ни казаков. И хотя с песнями, но невеселый полк возвращался на свои квартиры. Многие офицеры ворчали и ругались. Я молчал, так как был «молодой корниловец». И все это было потому, что мы совершенно не знали общую боевую обстановку.
Гости из станицы
Однажды утром стояли мы с Безладновым возле плаца, на котором готовились джигиты к полковому празднику. К нам подошла мажара и остановилась. С нее сошли два пожилых казака-старика и, размяв ноги от продолжительного сидения, подошли к нам. Третий остался с лошадьми.
— Дэ цэ тут йе Корныловськый полк? — спрашивает один из них.
— А зачем Вам? — отвечает Безладнов.
-— Та мы з Нэзамаевкы... прыйихалы подывыц-ця на своих сынив и спытать командира — можэ шо надо полку?.. То станыця приставить (т. е. доставит).
Мы «открыли глаза»: казаки-старики приехали из Неза-маевской станицы Ейского отдела, что у южной окраины Донского войска, совершив на подводе не менее 150 верст, чтобы повидать своих сыновой и спросить, — может быть, что надо полку, то станица доставит.
■— Хорошо! Корниловский полк стоит в этой станице... я его командир... поезжайте во 2-ю сотню — там Ваши сыновья, —- просто и так жестоко-наивно говорит им, старикам, наш добрый руководитель и управитель полка.
Я быстро поворачиваюсь к нему лицом, а спиной к старикам, и быстро говорю, чтобы они не слышали:
— Владимир Арсеньевич... разве так можно?.. Люди приехали издалека... ведь это старики, а не служивые казаки! Зовите их к себе, хоть «на чай».
Безладнов нисколько не удивился моим словам, а словно опамятовался.
— Ну, скажите им Вы... я не умею с ними говорить, — так же просто и спокойно ответил он.
Подъесаул Безладнов — «дитя города». Родился, рос и учился в Екатеринодаре, где у его отца был собственный дом, рядом со зданием Войскового штаба. Окончил реальное училище и потом сотню Николаевского кавалерийского училища в Петербурге. В отпуск приезжал к родителям также в город. И думаю, что впервые казаков, настоящих казаков, он встретил в полку уже офицером в 1912 г., по выпуску хорунжим из училища.
Мы во дворе. Безладнов сидит за столом и молчит. Старики немного мнутся и не знают, что же им делать?
— Да садитесь вы!.. Чего боитесь? — говорит он им, к несчастью, своим от природы грубым голосом, которым так же говорил и с самим Врангелем.
Ну, совершенно человек не находит с ними общего языка!
И это приглашение, такое сухое, да еще с добавлением — «чего боитесь?» — так было не к месту! Пятидесятилетние старики прибыли издалека, с благородной целью узнать о нуждах полка и помочь полку материально... при чем тут была «их боязнь» своих же казачьих офицеров?
Я беру инициативу в свои руки и спрашиваю, что их заставило поехать сюда, на фронт и в такую даль?
— Та чулы мы, шо у полку плохо... нидойидають коза-кы... бо всэ поход та поход... Старыкы кажуть нам — пой-идьтэ Вы!.. У Вас там сыны... можэ и справди голод?.. Тоди од станыци надо дать помогу... бо як прыйдуть ти босякы-болшэвыкы, то... шо тоди будэ?! Мы з кумом посовитува-лысь... и, оцэ, прыйихалы. Тикы, господа охвыцэри, ска-жыть — шо надо полку? И мы прэдоставымо всэ разом...
Я был в восторге от их рассказов-забот. Повеселел и Безладнов. Ведь такая простота, душевность и жертвенное стремление помочь полку! Мы им ответили, что полку нужны только живые люди, казаки, бойцы, а материальной помощи не надо. А как казаки питаются, «вы сами убедитесь сегодня же».
Старики приободрились. Мы их уверили в добротности наших порядков и в том, что большевики уже никогда на Кубань не вернутся. Они были очень довольны. Но чай пили «так себе» и все стеснялись. Да и какой там мог быть «чай з панамы?!» Пить с блюдечка — неловко, а из самого стакана, вот как пьют тут же «эти паны» — очень горячо. Да и стыдно сосать сахар, причмокивая, а «внакладку» — и непривычно, и невкусно. И когда мы почувствовали, что все вопросы исчерпаны и им так хочется как можно скорее повидать «свойих сынив», — ординарцу приказано было проводить дорогих гостей во 2-ю сотню.
Наш отдых полка проходит в работе по его ремонту и в подготовке к войсковому празднику. При генерале Врангеле жена. Она заведует санитарной летучкой. Небольшого роста, скромно одета. Они оба часто посещают станичную церковь и ходят даже к всенощной службе. Мы же посещаем церковь очень редко. Казаки полка также, а почему — не знаю. Безладнова возмущает частый и очень шумный разгул в пулеметной команде, расположенной в непосредственной близости от штаба полка, офицеров и урядников совместно, но мер к прекращению этого он не принимает. Урядники их станичники, старокорсунцы, почти сверстники летами. Прапорщики Константин и Семен Дзюба сами недавно были урядниками. Во главе же всех кутящих стоит начальник их команды сотник Ковалев. Все они отлично поют черноморские песни. Команда признана храброй, и это останавливает Безладнова от проявления власти.
Генерал Врангель издает строгие приказы и за грабеж — повесил одного черкеса, тут же, на площади. Мы удивились этому: грабеж, может быть, и был, но мелкий; и черкес грабил того, кто его ограбил; и это было так естественно. К тому же — это был черкес. Их большевики разорили целыми аулами. Так зачем же казнить?! Отнять жизнь у человека из-за мелкого грабежа у большевизанствующих же крестьян? Практичнее — отправить виновного на фронт. В гражданской войне, одним «сухим приказом» — не добьешся успеха.
