- Ты станешь богат и возвратишься к себе на родину.

Амбал в сомнении покачал головой:

- Князь Андрей не глуп! Он не позволит убить себя легко.

Яким усмехнулся, посмотрел на Амбала холодными, жестокими глазами:

- Раньше таких речей я от тебя не слышал.

Друзья повернули головы. Кто-то не спеша поднимался по деревянной лестнице. Перегнувшись через стол к Амбалу, Яким прошептал:

- Если кто не наш, притворись хмельным! Говори, что зовёшь меня на охоту. Андрей и впрямь стал теперь осторожен. Может, кого подослал…

Амбал кивнул.

Слышно было, как отрок с кем-то переговаривался за дверью. Наконец дверь отворилась. На пороге появился Паисий.

- Мир дому сему, боярин! - произнёс он, крестясь на красный угол.

Яким и Амбал поднялись. Паисий подошёл к столу, сел на лавку.

- Угостись, - подвинул Яким к нему свой вместительный ковшик.

Паисий погладил бороду:

- Уж и не знаю, как быть, бояре… Вроде как и не пристало и не ко времени. А бес мутит - уж больно люблю я грецкое вино! Когда ездили с Фёдором в Византию, усладил я им грешную душу.

Яким и Амбал ждали, что Паисий скажет, наконец, зачем он сюда пришёл в это необычное время, но тот всё медлил. Наконец он не спеша выпил, вытер усы и бороду широким рукавом.

- Хорошо винцо! Ты мне на дорогу ещё налей, боярин, от твоих щедрот. Сейчас не надо. Я передохну, а когда буду уходить - налей.

Амбал подмигнул Якиму, и тот налил ещё ковш. Паисий выпил.

- Ну, боярин, - обратился он к Якиму, - теперь можно и о деле. Княгиня просила тебя быть очень осторожным.

- А что?

- Брату твоему по княжому повелению сегодня в ночь отсекли голову!

Амбал и Яким вскочили.

- Что ты, Паисий? - схватил его Кучкович за плечи. - В своём ли ты уме?

- В своём, боярин, в своём…

Яким взглянул на Паисия и понял, что тот не лжёт. По лицу боярина растеклась бледность. Сначала серые пятна появились в углах губ, затем на щеках. Яким повернулся к висевшей в углу иконе и медленно, трясущейся рукой широко перекрестился:

- Господи, спаси нас от кары!

Он хотел о чём-то ещё спросить Паисия, но не мог. Видно было, что ему трудно владеть собой.

- Ну, а что ещё повелела княгиня поведать? - спросил Амбал.

- Княгиня молвила, что ждёт Якима с зятем Петром у себя тайно.

Яким схватился за голову.

Когда Паисий ушёл, Амбал тоже поднялся:

- Яким, прикажи сейчас же седлать коней - поскачем в Москву, а там к рязанскому князю. Андрей всё знает. Я говорил, что он мудр, как змей, и хитёр, словно лиса. Для нас от него спасенье только за рубежом земли.

Яким присел на лавку, медленно положил на стол свой громадный, покрытый рыжими волосами кулак. Сжал его со страшной силой.

- Ну, нет, Амбал!- сказал он после раздумья так спокойно, что тот посмотрел на него с удивлением и испугом. - Отец Андрея, князь Юрий, на Москве казнил моего отца, теперь сам Андрей… Я отсюда не побегу. Здесь моя земля! Отец мой, Степан Иванович Кучка, сидел здесь, когда Андрея на свете не было. Не уйду, пока не напою эту землю Андреевой кровью! Верьте мне, бояре. Я своего добьюсь!

Яким Кучкович, Амбал, Ефрем Моизич и ещё десяток доверенных людей собрались в доме Петра. За стеной страшно шумели сгибаемые ветром деревья. Ждали дождя; всё небо было закрыто тёмным войлоком низко бегущих туч.

Прислушиваясь к вою ветра, Яким подошёл к столу.

- Все собрались? - обернулся он к зятю. Пётр посмотрел вокруг:

- Кажись, что все…

- Закройте двери и никого не впускайте!

Двое бояр встали у низких, окованных железными скобами дверей. Яким провёл короткими пальцами по шее, ещё раз посмотрел на сидящих - лишнего никого не было. Все свои.

- Бояре!- начал Пётр спокойно, отчётливо произнося каждое слово, словно говорил на княжеском совете о делах обычных. - Ведомо вам, что вчера ночью скатилась на плахе голова боярина Ивана? Доколе мы будем терпеть самовластца на нашей земле? Забыл он, что мы, нарочитое боярство, лучшие мужи земли Суздальской, избрали его на княжение! Почто терпим хулу от его слуг, а смерть и разорение от него? Разве не можем мы жить тихо, каждый на своей вотчине господином? Разве не мы вольны в животах холопов своих и смердов? - Пётр передохнул. - Верьте мне, мужи, сегодня одного казнит, завтра - другого, а потом и нас схватит. Покончим с этим князем!

Бояре молчали. Слышно было, как затихли деревья и на тесовую крышу пролились тяжёлые капли дождя. Пётр сел, распахнул кафтан.

- Ну, кто ещё? - спросил Яким, желая нарушить тягостную тишину. - Говорите, говорите! Может, мы не правы… Мы связаны с вами одной обидой.

Пётр опять поднялся:

- Бояре, я убью сегодня ночью самовластца! Грех сей беру на себя, а вас прошу молить за меня Богородицу!

Бояре переглянулись изумлённо:

- Безлепицу молвишь, Пётр, - какой грех! Или мы, или он… Другого нет…

Несмотря на поздний час, близкая княгине сенная девушка-булгарка не спала. Она слышала, как тяжело проскрипела лестница. Человек пробирался осторожно в комнату княгини. Девушка вскочила…

Пётр закрыл ей рот ладонью:

- Иди спать! Не твоего ума дело. Да не вздумай у меня пикнуть! - Сильным и ловким движением руки он отстранил её с дороги.

Мечник Прокопий сторожил Боголюбовский замок с несколькими отроками из княжой дружины. Вечером, после молитвы, князь вызвал его к себе:

- Никого во двор не впускать! Если услышишь что нехорошее, буди меня. Да приходи сам, дружинников не посылай.

Прокопий поклонился.

Приближалась гроза, вдали, синие и голубые, полыхали зарницы. На дворе ветер перегонял сор по каменным белым плитам. Двое дружинников на круглом точиле у самой башни острили мечи. Стачиваемая песчаником сталь визжала и лязгала. Прокопий передал им повеление князя, а сам прошёл к воротам. Крепкие, окованные железом створы заперты, дружинники на своих местах.

- Погода-то, мечник!- сказал один из воинов. - Не иначе, как к буре. Недаром ласточки не находили себе места, носились над двором, словно стрелы…

Ноющая боль появилась во всём теле, когда Прокопий поднялся по башенной лестнице наверх, на переходы дворца. Суставы перед дождём у него болели и раньше. Ночи, проведённые на сырой земле и на снегу, не прошли бесследно. Но сейчас боль была какая-то особенная, пронзительная. Прокопию хотелось прилечь…

Сидя за сосновым, чисто выскобленным столом, он хотел что-то вспомнить. А, да… боль… Она исчезла так же неожиданно, как и появилась. Стал стар. Поседел на княжой службе. Вон у Алексея и жена и дочь. Хорошо жить вместе! Арина - добрая жена. Это хорошо - жить, когда есть люди, о которых нужно заботиться. А разве он не провёл всю жизнь свою в заботах? Заботился о князе, о городе, о всей земле Русской… Трудился, трудился в делах ратных, а гнезда своего так и не свил, прожил, как барсук.

Прокопий испил ковшик воды, положил голову на попону:

- Уф, как душно…

Вечер не принёс прохлады; кажется, усилилась жара и воздух стал ещё удушливее. В отворённое окно доносился терпкий запах цветов и трав. Прокопий расстегнул ворот рубахи….

…Проснулся он от какого-то тяжёлого сна. Что видел - вспомнить не мог. Свесив ноги, протёр глаза, не сразу сообразил, где он. Вспомнив строгий наказ князя, вышел во двор. За воротами протяжно шумели высокие деревья с чёрными шапками грачиных гнёзд. Напитанные водой тучи зловещим пологом закрывали полнеба. Ветер гнал их в сторону Владимира. Редко-редко мелькнёт в просвет одинокая звёздочка, и её затянет.

Прокопий подошёл к стоявшему посреди двора навесу над большой каменной чашей. Он хотел ополоснуть лицо студёной водой, но неожиданно от ворот донёсся шум. Не добежав и половины пути, услышал, как заскрипели кованые петли створ и по каменным плитам процокали копыта всадников. «Что же они? - мелькнуло у него в голове. - Князь ведь не велел никого впускать без его спросу…»