Вечером боярин решил пойти к князю и сказать ему о дерзости холопов.

«Повелит наказать, - думал он удовлетворённо. - Нешто можно холопу бросать щепой в боярина? Не откажет он мне в челобитье, повелит холопов схватить. Али мастера и орачи ближе ему, чем мужи почёта - бояре?»

Яким был уверен, что он князю нужен. Дерзко держал он себя перед Андреем.

- Мастера работают лениво, - говорил он так, будто выговаривал Андрею. - Работы остались малые, но люди твои, княже, совсем от рук отбились. Не столько работают, сколько зубоскалят. Да и распустились, чинят обиды. Сегодня в суздальских нарочитых мужей беглый холоп моего брата Алёшка щепками швырялся. Повели схватить его и отправить к брату Ивану!

Андрей скосил глаза, посмотрел удивлённо:

- У меня о сузлальских мужах нарочитых голова не болит. Да и тебе, боярин, опекать их не следует.

Кучкович хотел возразить, но в голоса Андрея зазвучали твёрдые ноты:

- Ворота в надвратную церковь закончить, как повелел, в срок. Освящать храм будем через два дня.

- Прости, княже, неразумного!

Боярина подмывало сказать князю всё, что наболело за годы его княжения во Владимире, но он молчал, зная, что эти слова не принесут пользы.

«Самовластен! - думал он злобно. - Отца твоего отправили на тот свет - неужто для тебя не найдётся места?»

Яким хотел сказать, что за такое короткое время в воротах не успеет застыть известковый раствор, что с освящением церкви нужно повременить, но слово, готовое сорваться с уст, застряло. «Бог с ними, с воротами, - подумал он. - Пусть это тебе в отместку… видно, ты лучше знаешь, как строить… Не будешь потакать своим холопам! Золотые ворота - ишь, чего захотел!..»

Лицо боярина приняло обычное выражение покорности и безразличия.

- Всё будет сделано, княже, - произнёс он спокойно, как всегда.

Поклонившись до земли, Яким вышел.

Золотые ворота были закончены. Огромный белокаменный куб, прорезанный высоким сводчатым проездом, завершался небольшой, увенчанной золочёным шлемом надвратной церковью. Она стояла на верхней боевой площадке и чётко рисовалась на безоблачной синеве неба. Внутри проездной арки к белокаменной перемычке прислонили громадные створы ворот. Каменщики укрепили в гнёздах стен тяжёлые кованые петли, на которых должны были висеть створы.

Был яркий летний день. Горожане с хоругвями и иконами после богослужения вышли из собора. Над городом плавилось высокое солнце. Казалось, частицы его пламенели на золочёных куполах соборов и обивке Золотых ворот. Толпа нарядно одетых людей медленно вливалась в узкое русло улицы.

«Золотые ворота»! - с какой гордостью произносили владимирцы эти слова! «Ведь у нас - как в стольном Киеве!» Золотые ворота открывали дорогу к рубежам земли. Уж сколько лет по этой дороге в Москву собирался проехать Яким Кучкович! Проехать, как господин, а не как слуга князя…

Скрипели и похрустывали под ногами брёвна новой мостовой. Над головами густой волной перекатывалось пение соборного хора. Алексей увидел Кучковича который шёл в первом ряду. Боярин смотрел как-то мрачно, словно он был не на празднике, а на похоронах. Яким надеялся, что во главе крестного хода вместе со священниками пойдёт князь. Став в сторону, боярин пропустил горожан и вдруг начал выбираться в боковой переулок.

- Куда ты, Яким? - схватил его за руку Ефрем Моизич.

- Захворал. Видно, перегрелся на солнце.

Из переулка, гремя веригами, к толпе присоединился юродивый. Он собирал с земли обрывки соломы и мусор, сыпал себе на голову; спотыкаясь и размахивая руками, пел хриплым голосом:

- Богородица, Богородица, вороны смотрят и радуются…

Кучковичу стало страшно. С испугом озираясь по сторонам, он почти побежал по переулку.

Медленно текущая по улице толпа словно разбилась о белокаменные стены ворот. Люди остановились. Алексей оказался под створами, оставив Николая позади себя в толпе. Здесь, под каменными сводами, пахло сыростью ещё не затвердевшего известкового раствора. Было тесно. Алексей захотел выбраться из толпы, но его прижали к холодной влажной стене. Вдруг показалось, что покачнулись широкие, обитые медью полотнища створ. Сзади закричали. На мгновение Алексей увидел над воротами яркое летнее небо, хотел что-то крикнуть, но упал. Последнее, что он вспомнил, - это мрачное, искривлённое злобой лицо Кучковича.

Когда на людей, находившихся под сводами Золотых ворот, обрушились сорвавшиеся створы, все, стоявшие на улице, на мгновение словно оцепенели. Заголосили женщины, закрыв лица ладонями, мужчины бестолково засуетились, не зная, что делать. Кто-то из духовенства побежал в Успенский собор за чудотворной иконой Божьей Матери. Из-под досок и груды щебня услышали тяжёлые стоны…

- Чего ждать икону… Вызволять нужно людей - может, ещё живы…

Попы замахали руками:

- Богохульники! Богородица владимирская воскресит и мёртвых.

Несколько бояр стояли в стороне.

- Юродивый-то был прав. Прогневалась Богородица на Андрея и его холопов.

Княжеские дружинники и ремесленники не слушали попов и растаскивали щебень. Когда подняли створы, то увидели, что все пострадавшие живы. При падении обитые медью полотнища наткнулись на каменные тумбы и, сбив людей с ног, защитили их, как крышей, от осыпающегося щебня и камней…

Долгое время в городе только и было разговору, что о Золотых воротах.

- Прогневалась Богородица на Андрея, - шептались между собой бояре. - Хорошо, что ещё самого не задавило. Теперь поймёт, что это ему за грехи, за горькие боярские слёзы, которые проливают по его лихости.

В церквах и на площадях слуги и помощники Андрея говорили обратное. Поп Фёдор в Успенском соборе первый вещал всем о новом чуде владимирской Богоматери:

- Братия, все вы видели спасённых! Богородица обрушила створы, но не погубила людей. Это для того, чтобы показать свою благодать. На богоспасаемом граде Владимире почиет любовь Божия…

Недовольные Андреем нарочитые мужи обратились к греческим попам и монахам. Спросили их: правда ли Богородица совершила это чудо, желая прославить князя Андрея и город Владимир? Умудрённые в церковных писаниях учёные греки ничего вразумительного не сказали. Видно было, что они побаивались Андрея. Некоторые из нарочитых спросили боярина Якима, но тот только развёл руками:

- Не ведаю, братья! Может, и впрямь Богородица за Андрея. Ведь она молчит.

Так за иконой Богородицы утвердилось ещё одно чудо.

Приближались зимние холода. Колючий, злой ветер угнал дождевые тучи, разметал тяжёлые осенние туманы. По утрам небольшие морозы сковывали землю. Высохшая, безжизненная трава, обнажённые сучья деревьев и крыши домов покрывались налётом голубовато-серого инея. В хрустальной прозрачности воздуха открылись глубокие дали с чёрными, золотыми и лиловыми осенними лесами, окружавшими клязьминскую пойму у самого горизонта. И куда только не падал взор, всюду, по всей пойме, на блёкло-зелёном луговом просторе виднелись разбросанные стога. Владимирцы убрали урожай в закрома, отпраздновали праздник Преображения. Пришёл и второй спас, как говорили - «бери рукавицы про запас». Прошёл сентябрь. Холоден сентябрь, да сыт. Пришёл за ним с посохом грязник-октябрь - ни колеса, ни полоза не любит.

Первого ноября, в день Козьмы и Демьяна - праздника всех кузнецов, - в избу Алёшкиного деда пришёл боярин Иван. Старик Кузьма хоть и бедно жил - работать, как прежде, не было сил, - но всё же в этот день стоял у него на столе кувшин с мёдом. Боярин Иван перевалился через порог и первое, что увидел на столе, - этот кувшин. Склонив седую голову, дед пригласил боярина к столу.