- А ты на кухне начал куражиться: «У нас в Царь-граде да у нас!» - усмехнулся Иван. - Ты ешь…

Отрезая себе половину поросёнка, Паисий махнул ножом:

- Такую благодать, - он обвёл рукою стол, - можно принять и без серебряных блюд.

Паисий с Иваном ели мясо, запивали принесённым со льда пивом и мёдом. Захмелевшие и насытившиеся, они завели беседу. Паисий рассказывал больше о Царь-граде и греках, боярин же расспрашивал о князе Андрее Боголюбском и Владимире.

- Сказывают, что у князя Андрея ты да владыка Фёдор в особой чести.

Паисий ответил уклончиво:

- Князь жалует всех слуг своих за верную службу. Боярин вздохнул.

- Был вот у меня холоп, - начал он, искоса поглядывая на захмелевшего гостя. - Хороший был мастер, кузнец! Да убег во Владимир. Брат Яким просил князя возвратить мне беглого, да отказал Андрей.

Паисий посмотрел посоловелыми глазами:

- Как звали холопа-то?

- Алёшка. С мастером Николаем он работает. Паисий понимающе кивнул:

- Для патриарха в Царьград они делали дорогие подарки.

Иван удивился:

- Неужто этот щенок Алёшка?

- Щенок-то теперь выше тебя. Его князь не возвратит, - сказал Паисий.

- Ты ври, да знай меру! Так уж и выше!..

- Говорю, не отдаст князь Алёшку.

- Почто?

- Весьма искусный мастер. Их князь жалует особо. Рукомеслом их гордится не только перед своими, но и иноземными князьями и государями.

Боярин задумался. Ему ещё более захотелось возвратить своих холопов домой.

- Вот думаю, - начал он сдержанно, - не поклониться ли мне каким подарком к жене князя? Ведь, сказывают, булгарка-то княгиня большую страсть имеет к нарядам. Может, смилостивится князь на её просьбы, отпустит мне моих беглых холопов. В хозяйстве без кузнеца совсем тяжко.

Выпив изрядный глоток сдобренного имбирём пива, Паисий вытер ладонью усы и бороду.

- Это мне, боярин, неведомо. Про то нужно спросить саму княгиню. Да и давно я не был во Владимире - может, там всё переменилось.

Боярин налил гостю в ковшик пива.

- А что, Паисий, - начал он вкрадчиво, - если я тебя попрошу помочь мне? Одарю тебя чем могу от скудных моих прибытков. Помоги вернуть холопов…

- Мне, боярин, подарки брать не к лицу. Вот если жене или детишкам - другое дело.

Иван засуетился.

- Конечно, Паисий, не для тебя! - Он отодвинул свой ковш. - Для жены и малых детушек. Ты уж не оставь просьбишки моей! Помоги чем можешь. Всё время на княжом дворе трёшься - знаешь, с кем поговорить, что делать. А я во Владимире - как в тёмном лесу.

- Ладно, ладно! - махнул рукою совсем захмелевший Паисий. - Готовь подарки. Дело твоё трудное, да я постараюсь. Крепко держит при себе Андрей Юрьевич своих лучших мастеров!

- Да ты поговори с владыкой Фёдором, - подсказал боярин. - Брату Якиму князь отказал, а Фёдору не откажет.

Подперев щёку ладонью, Паисий уставился мутными глазами на ковшик с пивом.

- Фёдор всё может. Только грех к владыке с этим делом обращаться. Он теперь во Владимирской земле после князя первый.

- Паисий, не откажи!

Паисий, будто нехотя, согласился. Они долго ещё беседовали с глазу на глаз. Паисий жаловался на свою скудость, а Иван осторожно, исподволь, намекал ему, что если он будет с ним дружить, а при случае окажет какую-нибудь услугу, то боярин одарит его щедро.

На другой день ветер разметал в клочья облака, и на сером небе появилось солнце. Гостям нужно было отправляться в путь.

Сложив руки на толстом животе, Иван стоял перед Казначеем:

- Паисий, проснись! Пора ехать. Епископ гневается.

Паисий с трудом поднял отяжелевшую голову и что-то промычал.

- Паисий, Фёдор уже встал! - начал опять тормошить его боярин. - Приказал запрягать. Вспомни о нашей беседе. Подарки я приготовил.

Паисий смотрел на Ивана непонимающими глазами. Потом, видимо сообразив, с трудом поднялся на ноги.

- Силён твой мёд, боярин! Вот запамятовал… Ты всё о кузнеце и его внуке? Тяжёлое это дело… Ну да ладно, что-нибудь примыслим. Только ты никому, упаси Бог, не проговорись!

На боярском дворе, нетерпеливо перебирая ногами, стояли запряжённые в возок кони. Паисий посмотрел на своего Серого, на боках которого топорщились набитые чем-то сумы.

- Трудное это дело, боярин, но без труда и на печку не влезешь.

После завтрака епископ Фёдор со своей свитой выехал со двора.

Князь Андрей Юрьевич внимательно слушал рассказ Фёдора о его поездке в Константинополь.

- Греческие монахи и попы, князь, погрязли в грехах. Шагу у них нельзя ступить, чтобы не дать кому-нибудь подарка. Все так и смотрят, чем бы поживиться. От нас требуют постов, а сами едят мясо и всё скоромное. И ни от кого не услышишь правды, все лгут.

Покосившись на сидевших тут же бояр, князь спросил:

- Ну, а как с моей грамотой?

- Грамоту твою прочитали на соборе, но ответа не дали. Не хотят они, чтобы во Владимире был свой епископ. Пожаловали мне сан епископа Ростовского. Один близкий патриарху человек, именем Нектарий, сказывал, что серчает на тебя император. Всё спрашивал, почто прогнал ты мачеху свою, греческую царевну.

- Прогнал - значит, было нужно.

- Нектарий под большим секретом передал, что плохо сейчас приходится императору Мануилу.

Сидевшие вдоль стен на лавках бояре насторожились.

- Чем же плохо? - спросил Андрей.

- Хотел император венгров поставить на колени. Чтобы Венгрия была под рукой Царьграда.

Андрей слушал внимательно. На лбу у переносицы собрались морщины, глаза потемнели.

- Ну, а что же венгры?

- На помощь венграм пришли русские полки да чешский король Владислав.

Встав со стула, князь прошёлся по светёлке, поглаживая редкую бородку.

- Слышали? - обратился он к боярам. - Только царьградцы поднялись на угров, как к уграм пришли на помощь и русские и чехи. Сила теперь не у царьградцев, и нужно нам с чехами да венграми жить в мире.

Бояре слушали князя внимательно. Яким Кучкович поднялся с лавки:

- У нас, княже, голова не болит, что там делают угры да чехи. Будем думать о себе…

Андрей насмешливо посмотрел на Кучковича и покачал головой:

- Искусный ты человек, Яким, в строительстве стен и крепостей, сердце имеешь горячее до драки, а вот в делах государских Господь тебя не умудрил. Ежели все будем думать только о себе, то поодиночке с нами легко справятся. Сегодня побьют угров, завтра чехов, а там и до Руси доберутся. Мы устоим, ежели выступать будем сообща, помогая друг другу… Верно я говорю? - обратился он к думцам.

Бояре молчали. Андрей нахмурился:

- Не мечом греки хотят завоевать Русь. С оружием к нам не придёшь. Знают хорошо: подняв на нас меч, от меча и погибнут. А вот сажать сюда своих людей и исподволь подчинять себе Русь - это могут. Считают они, что только император ромеев [101] может стоять во главе всех христиан. Патриарх - помощник императора. Где бы ни жили люди, исповедующие христианство, все они - подданные императора, - так думают греки. Послушаем дале, что поведает нам владыка Фёдор.

Фёдор поднялся:

- Чудные дела я видел у императора Мануила. Любит он богословские споры. Пригласил к себе в шатёр епископа Адриана болгарского и нашего Леонтия. Адриан начал теснить Леонтия, доказывать ему, что не прав он. Расшумелся Леонтий, начал поносить Адриана бранными словами. Слуги императора велели ему говорить тише пристойнее, а он всё кричит. Тогда Мануил приказал бросить Леонтия в реку. Несут его, яко овцу, к воде, аон ногами болтает и своё блекочет: «Среда - постный день, среда - постный день!»

Бояре засмеялись.

- Ну, а после купанья всё ещё кричал?

- Да разве его угомонишь! Поднялся воевода Борис Жидиславич:

- Тебе, княже, тоже нужно некоторых попов купать в Клязьме. Одни зело привержены к мёду да винному зелью, другие - к постам без меры. Как искупаются раз-другой, станут степеннее.