- Ну, уж это ты, боярин, зря! - возразил сосед. - Беглого своего холопа я из-под земли достану, только бы проведать, где он.

Иван вспыхнул и передразнил:

- «Только бы проведать»! У княжого мастера он. Пробовал я мальчишку вернуть - не смог. Князь наш что захочет, то и делает. Вы слышали, бояре, он и епископом Леонтием недоволен.

- Духовным владыкой?

- Леонтий говорит, что он зло замыслил не только против нас, бояр Ростова и Суздаля, но и против самого константинопольского патриарха! Хочет, чтобы и в делах церковных ему была полная воля. Епископом желает не грека, а своего, русского, да не в Ростове, а во Владимире. Недаром Успенский собор построил.

- Это, значит, кого-нибудь из своих попов посадит.

- Ну, патриарха ему не осилить, - возразил Пётр Замятнич. - Великая сила у попов да монахов! Ежели отлучат от церкви, все люди отвернутся. Прикажет патриарх закрыть все церкви… Будет яко еретик твой князь.

Оглянувшись на дверь, Иван Кучкович перебил его негромко:

- Нам, бояре, с князем Андреем не по пути. Мы хотим жить по своей воле: каждый сам себе господин. Подумать бы о другом князе… Чем Василько, сын Юрия, нам не князь? Мачеха Андрея сильно его любит. Греческая царевна мачеха-то… Брат Яким, ты их лучше знаешь, поведай нам.

- Не верю я детям князя Юрия, - ответил Яким тихо. - О мачехе мы с Петром говорили: горда она больно, грекиня-то. К ней не подступиться.

Гости замолчали, точно прислушиваясь к шороху деревьев под окнами.

Иван продолжал осторожно:

- Сказывал мне один верный человек про епископа Леонтия. Ездили к нему Мстислав и Василько. Леонтий обещал просить за них киевского митрополита. Среди нарочитых мужей есть люди, которые их тоже поддержат.

Бояре переглянулись.

- А Андрея?

- Ночь темна, - жёстко проговорил Пётр, - пошёл князь проверять охрану, да и упал с городской стены. Бывает и так. Все ходим под Богом…

Он засмеялся неестественно, зло искривив рот.

Дальше разговор не шёл. Наступила тягостная тишина, точно собравшиеся вдруг перестали верить друг другу. Сначала поднялся сосед с сыном, за ним вышел новый гость - Амбал. Оставшись с Петром и братом, Яким сказал с укоризной:

- Больно ты смел, Пётр! Боярин ухмыльнулся:

- Это от обиды. Устали мы от Андрея, привыкли здесь жить вольно. Не люб князь - покажем ему двери!

- Теперь, Пётр, другие времена.

- Знаю…

- А всё же ты будь осторожен. Разве мало у нас недругов!.. А слова твои запали мне на сердце… Только как это сделать?

- Вот об этом и подумаем.

Проводив Якима и Петра, Иван сам проверил охрану. Заглянул в караулку, где помещалась стража. В маленькой, душной каморке воротной башни слуги спали вповалку. В темноте тускло мерцала лампада перед иконой. Казалось, дружный храп десяти мужиков подпирал бревенчатый потолок клети. Остановившись в дверях, боярин подумал: I «Эка сила! Храпят, как кони…»

Растолкав крайнего, Иван приказал закрыть двери башни.

«Надо поискать надёжного человека, который расправится с Андреем. - Иван остановился, посмотрел на спящих. - Нет, из этих никто не сумеет. Нужно человека хитрого да сметливого».

- Вечером князь сидел у себя в покое, откинувшись на спинку стула. Вошёл слуга:

- Княже, казначей Паисий к тебе просится.

Андрей велел впустить. Паисий, громадный, широкоплечий, тревожной тенью скользнул через порог. Андрей поднял голову.

- Чего хочешь? - спросил он подозрительно.

- О князь, разреши мне, недостойному, упредить тебя о беде!

- Говори.

Паисий приблизился:

- В Ростове и Суздале, князь, есть у тебя враги.

- Что зря болтаешь?

- Истинно так, княже.

Андрей пристально посмотрел на Паисия. Казначей повалился в ноги, прильнул большим пористым носом к княжескому сапогу.

- Из бояр, княже! Из ростовских и суздальских. Андрей помолчал.

- Бояр много. Ты назови мне кто.

- Не знаю, князь, имён злодеев ещё не знаю. Во хмелю поведал мне боярский сын. Что он мне сказал, то я тебе и передаю.

- На кого надеются бояре? На соседних князей али [на недругов здесь, во Владимирской земле?

Паисий оглянулся на дверь:

- На братьев твоих, князь. На Мстислава и Василька.

- Врёшь! Хочешь поссорить меня с братьями!

Паисий испуганно перекрестился:

- Вот тебе крест, княже, истину говорю, как перед Богом!

- Разорения земли хотят… усобиц… - Андрей зябко повёл плечами. - Хотят, чтобы здесь, как и на юге, землю топтали вражеские полчища, а села и пат ни поросли кустарником и травою…

Внезапно поднявшись, князь спросил:

- Кто поддерживает бояр? Паисий молча опустил голову.

- Ну, говори, не бойся… Паисий снова повалился в ноги:

- Не поворачивается язык, княже!

- Говори!

- Епископ Леонтий.

- Ну хорошо, иди.

Опираясь на меч, князь поднялся. Он словно стал выше. Ноздри широкого носа вздрагивали. Горячей решимостью блестели карие глаза.

При огне сотен свечей в Успенском соборе шла служба. Давно ждали владимирцы этого праздника. За долгие семь недель Великого поста изголодались. Сейчас, слушая хор, думали о жирных щах, жареном и варёном, что ждало их на праздничном столе дома. Бояре, младшие дружинники и купцы стояли на коленях и, подавляя голодное урчанье в животах, крестились, вздыхая про себя: «Господи, скоро ли…» Искоса поглядывали на епископа, который, запрокинув голову, истово крестился. «Ишь, грек-то сам себя заморил постами и нас хочет…»

Андрей тоже посматривал на Леонтия. Сегодня, когда встречал епископа за городскими стенами, понял, что грек не сломил своей гордыни. Разговаривал так, будто во главе Владимирской земли стоит не князь, а он, епископ. Строжайше запретил есть скоромное в Пасху, потому что она пришлась опять на постный день, на среду. И всё же своим поварам и слугам Андрей велел приготовить скоромный стол для всех бояр. «На Руси - не в Царьграде, - подумал Андрей удовлетворённо. - Здесь свои порядки».

Наконец пришло время идти к иконе. Первым приложился Леонтий. Схватившись руками за киот, словно пристыл, вцепившись в Богородицу своим крючковатым носом. За ним подошёл князь, жена князя - булгарка, мачеха - греческая царевна, братья Метисов, Василько, Всеволод, княжичи-дети и, наконец, все остальные.

Выйдя из собора, бояре и дружина направились к хоромам, а простые люди и купечество - пить княжой мёд на площадь. При взгляде на убранный в покоях стол у некоторых бояр бисером выступил на лбу пот. Казалось, от расставленных на скатерти яств можно было проглотить язык. Гости молча усаживались на скамьи. Андрей сел с женою; рядом место было оставлено для Леонтия. Андрей поискал Леонтия глазами и вспомнил свой разговор с казначеем Паисием.

- Что же владыка? - раздражённо спросил он попа Фёдора.

Фёдор пожал плечами и ухмыльнулся.

- Смута, князь, на Руси от греков, - наклонился он к Андрею. - Обвиняют нас в ереси, что-де постов мы не соблюдаем, старым поганым богам молимся.

Князь отодвинул серебряный ковш:

- Я не о том, Фёдор… Почему Леонтий не пришёл к столу?

- Видимо, проведал, что у тебя на столе скоромное.

Андрей потемнел:

- Иди позови. Скажи, что я прошу. Отворилась дверь. В сопровождении двух монахов светлицу вошёл Леонтий. Торопливо ступая и путаясь в рясе, он прошёл вдоль стены и, посмотрев из-за боярских спин на стол, остановился взбешённый.

- Что это? - спросил он, тыкая пальцем в зажаренного поросёнка, лежавшего на оловянном блюде.

Князь молчал.

- Я спрашиваю вас, - повернулся Леонтий к окружающим, - куда вы позвали своего епископа? На бесовскую тризну или на праздник Святой Пасхи?

Бояре смотрели то на епископа, то на князя. Схватив блюдо со стола, Леонтий бросил его на пол и начал втоптать.