- Эй, парень, дай греку за наши слёзы! - крикнули Прокопию сзади.

- Да он сам породы боярской… Одного поля ягода…

Прокопий нащупал меч. Он решил обнажить его, если дело дойдёт до расправы.

- Расскажи нам, епископ, почему ты грабишь народ? - выкрикнул старик.

Вместо ответа Леонтий взмахнул посохом и ударил старика по голове. Толпа заревела, всколыхнулась. Кто-то оторвал с епископа золотой крест, потянул за рясу.

- Братцы, бери хлеб! - крикнул молодой парень, который всё ещё держал коней под уздцы.

Сдёрнули мешок с воза, в грязь тяжёлой золотой струёй посыпалось зерно…

Алёшка с Николаем поехали в Суздаль за железом. У знакомого кричника [89] они нагрузили телегу крицами и собрались обратно. Только Николай взял вожжи в руки, как на площади ударили в колокол. Подняв голову, прислушался и Алексей. Удар был не сильный, - можно было подумать, что это мальчишки, балуясь, запустили в колокол палкой. За первым ударом торопливо, словно спеша обогнать друг друга, поплыли густые, тревожные звуки. Николай наскоро привязал лошадь и вместе с хозяином вышел за ворота.

- Сосед, почто в колокол звонят? - спросил кузнец пробегавшего мимо них человека.

- Не ведаю. Что-то стряслось…

На площади шумела толпа. Ожидали князя и бояр. Алёшка, как ни тянулся кверху, кроме спины стоявшего впереди мужика, ничего не видел. Алёшку толкали со всех сторон, больно отдавили ногу. Он вертелся и угрожающе растопырил локти. Начал было протискиваться вперёд, но остановился. Нужно было передохнуть. Снова упёрся головой в чьи-то бока, протиснулся под живую изгородь княжеских воинов, выстроившихся от теремного крыльца к церкви. Здесь его схватили за воротник и опять толкнули в толпу, но всё же он стоял теперь в первом ряду горожан. Он видел, как на крыльце перед толпой появился боярин. Поглаживая бороду, боярин ждал, когда народ смолкнет.

- Горожане! На золотом Киевском столе отошёл к праотцам великий князь Юрий Владимирович, сын Мономаха.

Все молча сняли шапки.

Пробившись к стенам княжого терема, Алёшка увидел, что и на крыльце плечом к плечу, в нарядных кафтанах стояли воины. Все ждали выхода Андрея.

В толпе зашумели:

- Тише, сейчас князь скажет слово, слушайте Андрея…

В первый раз увидел Алёшка князя. Широкое, скуластое лицо, густые, круто поднимающиеся от переносицы брови, спокойные и ясные глаза, смело глядящие вперёд. Не опуская головы, князь повернулся к собору и снял шапку. Перекрестившись трижды, поклонился народу.

- Суздальцы! - начал он, подняв руку. - Отец мой, великий князь Юрий Владимирович, отошёл к Богу. - Высоким звенящим голосом князь продолжал: - Надо ехать в Киев, добывать великокняжеский стол отца. Но я на этой земле родился и вырос. Здесь моя отчина. Бог отдал вас мне, а меня отдал вам в руки. Скажите, братья, хотите меня иметь у себя князем и головы свои за меня сложить…

Князь ещё что-то хотел сказать, но ему помешали. Вверх полетели шапки. Стоявшие вокруг бояре закричали хором:

- Оставайся здесь!.. Будь, князь, господином нашим!

Не всё понял Алёшка, что говорил князь, но вокруг кричали люди, он видел возбуждённые лица и сам снял шапку и кричал вместе со всеми.

Когда толпа начала расходиться, он чуть нос к носу не столкнулся с боярином Иваном. У часовни, ударяя себя в грудь, Иван Кучкович что-то говорил нескольким стоявшим около него боярам:

- Верьте, бояре, зря избрали!

- Испугался князь ехать в Киев - стол отца себе добывать! - зло хихикая, поддержал боярина худой старик с тощей рыжей бородкой.

- Постой, боярин! - схватил Ивана Кучковича Прокопий. - Скажи, какие ты речи держишь здесь перед людьми о нашем князе?

Иван остановился. Он посмотрел на незнакомца: по одежде, по смелости, с какой тот разговаривал с ним, догадался, что это милостник. У Андрея появилось много новых слуг, бояре их называли дворянами, а горожане - милостниками: они жили милостями князя.

- Какие речи? Хвалил я Андрея Юрьевича, - выдавил Иван из пересохшего горла. - А ты, видно, не знаешь, что я Иван Кучкович, старший брат боярина Якима. Пусти! - рвался он от дюжего воина.

Все смотрели на милостника выжидающе. Но видимо, слова боярина не произвели на него впечатления. Он всё ещё держал его за руку.

- Бранил ты князя Андрея, боярин, я сам слышал.

- Тебе-то, княжой слуга, может, послышалось… А вот кто ещё скажет, что я бранил?

- Ты слышал? - ткнул милостник пальцем в грудь другого боярина.

- Я плохого про князя нашего ничего не слышал.

- А ты?

- Напраслину возводишь на благородного мужа, - ответил третий.

Прокопий покраснел.

- Слышал я, что зло ты говорил на князя! Ну да ладно, иди… - Он неохотно отпустил Кучковича.

Бояре постояли, молча переглянулись и разошлись.

Алёшка был неподалёку. Он видел, как, согнувшись, опустив голову, прошёл боярин Иван. Он даже не посмотрел на своего беглого холопа. Алёшка нашёл Николая и рассказал ему о случившемся. Мастер уже сидел на телеге.

- Большие перемены у нас, Алёша! Боюсь я, что бояре так власти своей князю не уступят. Будет у нас ещё много зла. - Мастер прищурился, посмотрел на ученика с лукавинкой. - Удивляешься, как боярин Иван тебя не заметил? Поважнее теперь у боярина Ивана дела. Князь-то остаётся здесь. Смекни… Это не зря. Даже в Киев ехать не хочет.

Николай хлестнул коня вожжами. Всю дорогу он молчал: был занят своими думами, что-то беззвучно шептал и чему-то улыбался.

- Алёшка, - остановил он телегу, - запомни этот день. Впервые из Залесья князь не захотел ехать на княжение в Киев. Большие у нас буду дела, большие перемены!

Со всех улиц и переулков шли владимирцы в центр города - на площадь к крепости Мономаха. Закладывали новый храм Успения Богородицы.

На открытом месте, обнажив головы, стояли бояре, младшая дружина князя, купцы и ремесленники. Посреди площади поблёскивали золотом на высоких древках кресты и хоругви, высоко поднимались синеватые струйки ладана. Сырым холодком веяло от вынутой из рвов красной глины. По скрипучим мосткам князь Андрей спустился в ров и положил первый камень здания…

Скоро в строительстве собора принял участие весь ремесленный люд Владимира. Работали многочисленные каменщики, златокузнецы-ювелиры, кузнецы железа, столяры, литейщики и многие другие. Внизу, на клязьминской пристани, выгружали белый камень, пригнанный в ладьях с окских и клязьминских ломок. В последнее время такой же камень нашли неподалёку от Владимира.

На площадях городов княжьи люди выкликали мастеров, желающих ехать во Владимир на строительство. Каменщику обещали по ногате [90] в день, обещали приписать в княжеские мастера. Жившие впроголодь на боярских дворах холопы спасались во Владимире от кабалы «лучших людей» Ростова и Суздаля, в надежде на сытую жизнь у князя.

На площади перед строящимся собором прибывших проверяли. Годных к какому-нибудь ремеслу оставляли на стройке, а смердов-землепашцев отправляли на земляные работы: насыпать валы. Нужны были всякие люди.

Строители тесали белые прямоугольники камня и выкладывали стены. Полое пространство меж двух рядов тёсаных камней засыпали мелким битым щебнем и заливали известковым раствором.

Храм рос, сверкая белизной своих стен, вызывая удивление не только владимирцев, но и заезжих людей, видавших много дивных произведений зодчества. С какой бы стороны ни подъезжали люди к Владимиру, они видели на высоком холме одетые лесами стены и ещё не покрытый купол. Постепенно раскрывался весь город, полого поднимавшийся в гору, а за стенами Мономаховой крепости, на её высоком мысу, вздымалась белая громада собора. Собор придавал городу новый облик.