— Бывает, — пробормотал Марк, обнимая ее за талию. — Не замерзла?

— С тобой — нет, — ответила она, теснее прижимаясь к нему, — Может, уйдем? Уже почти десять.

— Мне бы не хотелось уводить тебя от друзей.

— Таких вечеринок у Бетси и Джеффа будет еще уйма. Я, конечно, должна была побывать у них, но теперь не грех и сбежать.

Марку хотелось уйти, но еще больше ему хотелось быть с Кэтлин. Это мгновение, когда он обнимал ее, чувствуя рядом податливое тело, было сказкой. Сказкой, которую не хотелось прерывать.

— Чей это дом? — спросил он.

— Родителей Джеффа. Мы им сказали, что соберется только молодежь, и они уехали за город. Вечеринка продлится до рассвета.

«Интересно, вернется ли она туда после того, как мы с ней расстанемся?» — подумал Марк.

— Это твои старые друзья? — спросил он, констатируя очевидное и не решаясь задать более нескромные вопросы: «Сколько тебе лет? Чем ты занимаешься? Кто ты?»

— Самые лучшие, самые дорогие, самые любимые друзья. Девочки и маль... друзья, которых я знаю с детства.

— С того времени, когда тебя звали Кэти? — уточнил Марк, теряясь в догадках относительно «мальчиков». Сколько из этих мужчин были «мальчиками» Кэтлин? Со сколькими она спала? Есть ли среди них нынешний друг? И кто такой Билл?

Если бы он спросил, Кэтлин бы честно ответила: шесть. Шестеро были ее «мальчиками», ее мужчинами. Она могла бы сказать это Марку, но не стала. Вместо этого она с улыбкой кивнула:

— Да, со времен Кэти. Это было прекрасное время. У меня были длинные черные косы... В общем, настоящая Кэти! Потом мы разошлись по разным школам и стали собираться только на праздники и каникулы. Тогда меня звали Кит и Кит-Кэт... И еще Киска, — поколебавшись, добавила Кэтлин и поморщилась. — Гадость какая!

— Тебе больше нравится Кэтлин.

— Еще бы!

— Мне тоже. И откуда вы?

— Что? А, понятно. В основном из Атертона. Кое-кто — Джефф, в частности, — из Сан-Франциско. Мы были, да и сейчас остаемся, детишками Карлтон-клуба. Это загородный клуб в Атертоне. Избранное общество, знаете ли, — произнесла она с британским акцентом и усмехнулась. — Мы познакомились еще детьми, вместе проводили лето, ездили верхом, плавали, играли в теннис, танцевали. Некоторые ходили в одну школу, но большинство учились в частных заведениях Америки и Швейцарии.

— Богатые детишки.

— О да! — со смехом подтвердила Кэтлин. — Половина присутствующих — отпрыски знаменитых семей. Они работают — а точнее, управляют — компаниями, названия которых совпадают с их фамилиями. Некоторые с самого начала отделились от отцов и завели собственный бизнес. Некоторые вообще ничего не делают.

У Марка вдруг появилось отчетливое ощущение, что Кэтлин принадлежит к последней категории. Тем не менее он спросил:

— Ты тоже работаешь в такой компании?

— А ты знаешь компанию с названием «Дженкинс»? — парировала она и повернулась, чтобы видеть его лицо. Ее глаза смеялись, сверкали, поддразнивали.

— Нет, — машинально ответил Марк, думая только о том, что хочет ее поцеловать.

— Тебя интересует, чем занимается мой отец?

— Ну да.

— Он главный управляющий международной компьютерной фирмы, о которой ты наверняка слышал.

— Неужели?

Марку было все равно. Сейчас он ее поцелует. Туман и уход Дженет позволяют ему это.

Кэтлин сообщила название компании в тот момент, когда их губы встретились. Марк услышал, но не придал этому значения. Сейчас его интересовало одно — ее мягкие теплые губы, такие же жадные, как у него. А еще восхитительное тело, доверчиво прижавшееся к нему. И шелковистые волосы, ниспадавшие на спину. Марк крепко держал Кэтлин в объятиях и целовал, опьяненный гладкостью ее кожи, легким прикосновением рук к его спине, теплотой ее рта...

И тут она вздрогнула. Марк отпрянул.

— Замерзла? — «Ну конечно, замерзла, — мысленно обругал он себя. — На ней тонкое шелковое платье, а сейчас ноябрь. Никакие поцелуи и объятия не защитят от такого холода».

— Не знаю. — «Замерзла или нервничаю? Неужели нервничаю?»

— Но ты дрожишь.

— Наверное, и вправду замерзла.

— Тогда вернемся в дом.

— Давай. И сразу уйдем.

— О’кей.

Резкий свет и многозначительные взгляды друзей Кэтлин рассеяли спасительную защиту тумана — понимающие, немного завистливые взгляды, которые они бросали на свою красивую подругу, чьи щеки подозрительно раскраснелись. Они знали, почему Кэтлин и этот высокий красавец брюнет уезжают так рано. Знали и немного ревновали.

Они знали это потому, что хорошо знали Кэтлин. Она всегда добивалась своего, причем без всяких усилий. И всегда нравилась мужчинам.

Сама же Кэтлин этого не знала. Они молча ехали к дому Марка, держась за руки. Он отпускал ее ладонь, только чтобы переключить скорость в своем стареньком «фольксвагене».

Марк знал одно — он ее хочет. Хочет прижаться к ее обнаженному телу, целовать ее губы, любить...

В ушах у него стояли слова Дженет: «Ты даже перестал заниматься со мной любовью. Наверное, не можешь?»

А вот с Кэтлин ему этого хотелось — так, как уже давно ничего не хотелось.

Кэтлин тоже мечтала заняться любовью с Марком, но он пугал ее. Пугал тем, что не принадлежал к Карлтон-клубу, тем, что слишком серьезно ко всему относился. Дни и ночи он спасал людям жизнь или наблюдал за тем, как они умирают. Он был не готов развестись с женой, и это тоже могло причинить Кэтлин боль. Никогда ни к кому она не относилась так, как к Марку.

— Зайдешь? — спросил он, припарковывая «фольксваген» рядом с ее роскошным «БМВ». Вряд ли. Скорее она предпочтет сесть в свою машину и вернуться на вечеринку, или домой, или поехать туда, куда обычно отправляются детишки Карлтон-клуба в половине одиннадцатого ночи, когда простые люди давно спят.

— Конечно, — откликнулась она, дрожа даже в теплом, из верблюжьей шерсти, пальто.

Жилище Марка располагалось на втором этаже бывшего викторианского особняка, ныне разделенного на крошечные квартирки. В них обитали в основном стажеры и врачи университетской клиники, поскольку отсюда до работы было всего пять минут ходу.

Взявшись за руки, они начали подниматься по ступеням. Марк еще не принял окончательного решения. Он знал только одно — ему не хочется отпускать Кэтлин. Подойдя к двери, они услышали телефонный звонок. Наверное, Дженет, подумал Марк. Она уже неделю ему не звонила — как ни странно, ни разу с тех пор, как он познакомился с Кэтлин. Дженет, больше некому. Вряд ли это Лесли — она бы не стала звонить ему ночью. Правда, сегодня она дежурит, но даже если ей нужна помощь, в больнице есть другие врачи. Значит, Дженет. Ну и пусть!

Марк открыл дверь, только когда звонки прекратились. Войдя, он первым делом выдернул вилку и лишь потом обернулся к Кэтлин.

— Наверное, твоя жена, — предположила она, лишь бы что-то сказать. Со звонком или без, Дженет нельзя было сбрасывать со счетов.

— Наверное. Она знает, что я часто отключаю телефон, когда не дежурю. Хочешь чего-нибудь выпить?

— Нет, спасибо.

Марк установил четыре пластинки так, чтобы они ложились на диск одна за другой, и включил проигрыватель. Оба молча ждали, пока игла коснется дорожки и раздастся музыка. Кэтлин старалась угадать, что это будет: джаз, блюз, рок-н-ролл? А может быть, Барбара Стрейзанд или Моцарт? Эти четыре пластинки, явно его любимые, расскажут ей нечто новое о нем — то, чего она пока не знает.

Прослушав несколько вступительных аккордов, Марк вопросительно взглянул на Кэтлин.

— Римский-Корсаков. «Шехеразада», — сказала она, с улыбкой глядя ему в глаза.

— Отлично! Хочешь снять пальто?

— Хочу, чтобы ты снял с меня пальто, — с вызовом уточнила Кэтлин. «И платье тоже», — мысленно добавила она и опять вздрогнула.

Марк улыбнулся. Расстегивая пуговицы пальто, он поцеловал ее и продолжал целовать, нащупывая крошечные, обтянутые шелком пуговки платья. Погрузив одну руку в мягкие густые волосы Кэтлин и не отрываясь от ее губ, другой рукой он пытался совладать с капризными пуговицами. Вскоре его терпение иссякло.