— А ты не думаешь, что это просто предлог, чтобы заманить тебя в Нью-Йорк?

— Надеюсь, что нет, Лес.

— Ты не должна делать того, что тебе не по душе.

— Знаю. Кстати, как там Марк? Ты с ним видишься?

— Он уже приступил к работе — консультирует в университетской клинике. Я видела его на прошлой неделе. Выглядит хорошо, — старательно доложила Лесли, умолчав о том, что Марк еще не полностью восстановил здоровье после ранения.

— Он уже получил ответ из Бостона?

— Пока нет. Говорит, что письмо вряд ли придет раньше середины октября. Думаю, его примут, — рассеянно произнесла Лесли, погружаясь в собственные мысли. Еще месяц назад, даже зная о существовании Кэтлин, она бы огорчилась предстоящей разлукой с Марком. Теперь же ее сердцем, мыслями, телом безраздельно завладел Джеймс. В этом не было ничего удивительного, и все же сила собственных чувств немного тревожила девушку. — А что?

— Да так, ничего. Было бы лучше, если бы он уехал, — решительно проговорила Дженет. Кэтлин связана с театром «Юнион-сквер», а это означает, что ей приходится встречаться с Россом зачастую в присутствии Марка. Рано или поздно с Марком столкнется и сама Дженет. Было бы лучше, если бы парочка переехала в Бостон.

— Пожалуй, ты права, — имея в виду всех четверых, согласилась ее собеседница.

Вернувшись с работы в половине третьего, Лесли тут же позвонила Джеймсу.

Она насчитала десять гудков. Потом еще десять.

Неужели он передумал? Неужели решил, что то, что они делают, дурно и надо поскорее остановиться? За последние два дня Лесли сто раз приходила к тому же решению и сто один раз передумывала.

Она повесила трубку и сразу же нажала кнопку повтора. Может быть, Линн дома? Рейс могли отменить... Но тогда Джеймс позвонил бы ей на работу. Правда, он знает номер только лечебного отдела, а по субботам там никого нет.

Вдруг он попал в аварию? Вдруг он...

— Алло.

— Джеймс?

— Привет, — отозвался он, радуясь, что слышит ее голос.

— Почему ты так долго не подходил? Я ждала, наверное, целую минуту, — задыхаясь, проговорила она, с облегчением выбрасывая из головы все те ужасы, которые только что навоображала.

— Я убрал громкость и сам об этом забыл. Случайно заметил, что огонек мигает. А ты давно пытаешься до меня дозвониться? — с тревогой спросил он, надеясь, что она освободилась недавно, а не несколько часов назад — несколько упущенных драгоценных часов.

— Нет, только пришла.

— Так ты уже дома? — Еще несколько упущенных драгоценных мгновений. Ему бы следовало быть там до ее прихода. — Может, ты дашь мне ключ?

— Считай, что он у тебя уже есть. — Накануне, заказывая дубликат, Лесли мысленно укоряла себя: «Куда ты торопишься, глупышка? Может, он и не понадобится». И вот оказалось, что понадобился. Значит, не такая уж она глупая.

— Спасибо. А теперь возьми календарь.

— Какой?

— На ноябрь. Я хочу знать, изменится ли в следующем месяце твое расписание.

— Да. В ноябре я буду дежурить через три ночи на четвертую. В клинике ветеранов, — рассеянно ответила Лесли, думая только о том, что планы Джеймса в отношении их обоих простираются на ноябрь.

— Теперь обведи красным те дни, когда мы можем встретиться. Прелестная картинка получилась, правда?

«Это ты прелесть, Джеймс», — подумала она, а вслух спросила:

— Мы пойдем сегодня гулять?

— Конечно.

— Куда?

— По набережной. По парку «Золотые ворота».

— А что потом?

— Пообедаем, где ты захочешь.

— А что потом?

— Сама знаешь что.

— Отлично!

— Почему мы обсуждаем это по телефону, а не с глазу на глаз?

— Потому что тогда тебе придется повесить трубку, — не задумываясь, выпалила Лесли. Глупо, но это так. Ей не хочется отпускать его даже на те несколько минут, которые понадобятся, чтобы добраться от его офиса до ее дома. Разговаривать с Джеймсом, слышать его голос — это роскошь, к которой она еще не успела привыкнуть. Но как объяснить это ему?

— Мне надо завести радиотелефон, — словно угадав ее мысли, сказал он.

Значит, ему тоже не хочется вешать трубку!

— Да, — прошептала она.

— Так и сделаем. А пока мне очень хочется тебя видеть. Послушай, Лесли...

— Да?

— Тебе нужна набережная?

— Нет.

— А парк?

— Тоже нет.

— А обед?

— Если мы проголодаемся, еда у меня найдется.

— Дженет!

Молодая женщина вздрогнула. Ей почудилось или кто-то действительно назвал ее имя среди воскресной сутолоки аэропорта Ла-Гуардиа?

— Дженет, — повторил Росс, протискиваясь сквозь толпу и беря ее под руку.

— Росс!

— Ты как будто удивлена.

— Я не ожидала, что ты меня встретишь. — «А если бы знала, то не терзалась бы весь полет, гадая, как получить багаж, где найти такси, сколько дать таксисту на чай и как быть, если он, раскусив, что перед ним провинциалка, вздумает везти меня кружным путем».

— А чего же ты ожидала? — как можно мягче поинтересовался Макмиллан. Неужели она думала, что он позволит ей самой разыскивать дорогу в отель?

— Не знаю. Думала, что сумею поймать такси, — ответила Дженет, радуясь, что теперь ей этого делать не придется.

«Может быть, я свалял дурака? — размышлял Росс. — В конце концов, миллионы деловых дамочек в Нью-Йорке и в других городах каждый день сами решают подобные проблемы». Дженет просила оставить ее в покое. Более того — она этого требовала. Так зачем он притащился в аэропорт? Просто из вежливости?

«Нет, — решительно заключил Макмиллан, вспомнив, какой испуганной выглядела Дженет в свой прошлый приезд. — Я встретил ее потому, что за хладнокровным, независимым фасадом скрывается хрупкая, уязвимая женщина».

Если она и испытывала к нему благодарность, то эта благодарность была так запрятана в глубине ее спокойных серых глаз, что режиссер вдруг почувствовал непреодолимое искушение послать Дженет к черту и предложить самой искать это чертово такси. Может, это послужит ей уроком.

За двадцать пять минут, которые заняло путешествие от Ла-Гуардиа до «Плаза», они не обменялись ни единым словом. Росс собирался предложить Дженет пообедать вместе. Он бы придумал, о чем с ней говорить, чтобы это не выглядело свиданием. Он даже попросил Стейси оставить их вдвоем, потому что они будут обсуждать дела.

Однако по здравом размышлении Макмиллан отказался от своей затеи. Нет смысла обсуждать постановку, пока Дженет не увидит ее собственными глазами. Да, так, пожалуй, будет лучше. Он не собирается влиять на нее. Ему нужно ее непредвзятое профессиональное суждение.

В вестибюль они вошли вместе — режиссер хотел удостовериться, что апартаменты для его протеже подготовлены должным образом.

— Я заеду за тобой завтра в полдень и отвезу в театр.

— Хорошо.

— Кстати, я никому не говорил о твоем приезде. Мне хочется, чтобы ты сначала посмотрела репетицию.

Она кивнула. Он рассудил правильно. Если актеры узнают, что за ними наблюдают, объективной картины не получится.

— Я тоже не буду никому звонить, — пообещала Дженет.

«А ведь мне следовало это сделать, — размышляла она позднее, нежась в пенистой ванне. — Это мои друзья, коллеги. Я с удовольствием поболтала бы с ними».

Почему ей этого не хочется? Потому ли, что некоторые из бывших партнеров неодобрительно отнеслись к ее решению остаться в Сан-Франциско? Нет, все понимали, что у нее есть на это свои причины. Потому что эти люди ей не нравятся? Тоже нет. Она дружила со всеми. Это был творческий союз людей, одержимых одной идеей.

Потому что так проще — ни во что не вникать, призналась самой себе Дженет, кутаясь в длинное светло-розовое полотенце. Проще, легче, спокойнее быть одной. Заботиться о ком-то слишком болезненно. Ей вполне хватает собственных забот.

На следующее утро она проснулась рано, позавтракала круассанами и кофе и развернула «Нью-Йорк таймс». Пробежав глазами газету, Дженет налила себе вторую чашку и подошла к окну. За стеклом, обрамленным розовыми шелковыми занавесками, расстилался Нью-Йорк — город, который она видела всего один раз, но уже успела возненавидеть.