— Припоминаю, но смутно, — смущенно призналась она.

— Дорогое зелье вроде кокаина тогда было непопулярным. А вот ЛСД делали прямо в химической лаборатории после занятий. Меня снабжали друзья. В подругах тоже недостатка не было. Меньше чем за год я сменил, наверное, полсотни постелей — с кем-то оставался целую неделю, от кого-то уходил на другой день. Моя жизнь в то время напоминала сон, туман, который никогда не рассеется. Кстати, в этом была и своя приятная сторона.

— Неужели?

— Представь себе. Теперь я не мог потерпеть неудачу, потому что не стремился к успеху. Я забыл безобразные стычки с отцом. Под спасительной защитой наркотиков, секса и музыки я чувствовал себя превосходно.

Лесли поняла, что в нем говорит бывший — или потенциальный — алкоголик. Набив себе шишки в детстве, Джеймс отчаянно пытался уйти от реалий жизни, поскольку иногда испытываемая им боль становилась невыносимой.

— А на занятия ты ходил? — поинтересовалась она.

— Не-а, — с улыбкой признался он. — Но экзамены сдавал исправно. Мне важно было удержаться в университете, чтобы не попасть в армию.

— Неужели ты мог учиться, принимая наркотики?

— Еще как! — заверил он.

«Как заправский алкоголик», — подумала девушка. Среди них встречаются великолепные врачи, адвокаты, люди других специальностей, добившиеся несомненных успехов на профессиональном поприще.

— А что было потом? — спросила она, отчасти догадываясь, какой последует ответ. Безалкогольный чай вместо коктейля красноречиво свидетельствовал о том, что Джеймс сумел преодолеть эту вредную привычку. Судя по его здоровому виду и смеющимся зеленым глазам, смотревшим на нее с улыбкой, он вырвался из порочного круга до того, как изменения стали необратимыми. Очевидно, Джеймс все-таки нашел свое место в жизни.

— Как-то вечером — это было перед летними каникулами на первом курсе — я зашел к родителям. Моя комната по-прежнему принадлежала мне, иногда я даже ночевал там. В тот день отец особенно разъярился, начал меня ругать, обозвал никчемным, паршивым наркоманом. Кстати, он был прав — впервые в жизни. Примерно за час до визита я принял ударную дозу ЛСД, понимая, что иначе не выдержу.

Лесли внутренне содрогнулась. Это было тяжело даже служить, а каково же было так жить? «Мне повезло — я ничего этого не испытала, — подумала она. — Да и сейчас продолжаю жить вдали от жизненных тревог и волнений».

— В общем, он сказал, чтобы я убирался из его дома. Дал мне время на сборы и пригрозил, что утром вышвырнет на улицу и меня, и мои манатки. Он, по обыкновению, был пьян, я — одурманен зельем. Со стороны это, наверное, выглядело отвратительно. Я заперся у себя и начал перебирать свои нехитрые пожитки. Дойдя до ящика, где хранились письма Черил, я в сердцах высыпал их на пол.

Он сделал паузу и невольно улыбнулся, глядя, как внимательно слушает его Лесли. В этот момент она напоминала ту наивную, неискушенную восемнадцатилетнюю девушку, какой была во время их последней встречи.

— Ты, конечно, этого не знаешь, но у наркоманов развивается обостренное чувство цвета. Письма Черил, как правило, были написаны на кремовой бумаге, а твое — на желтой. Когда конверты перемешались, твой сразу привлек мое внимание. Он был не бледным, а ярко-желтым. Более того — он светился.

— Джеймс! — ахнула Лесли.

— Наркотики и мистика всегда идут рука об руку. В этом действительно было что-то мистическое. Так или иначе, что-то заставило меня поднять с пола именно твое письмо. Я прочел его, а потом всю ночь думал о тебе и о том, как ты в меня веришь. Только ты, и больше никто. Ты ведь верила в меня, правда? — Выражение его лица изменилось. Горечь и печаль сменились радостью, навеянной воспоминаниями о том дне.

— Я считала, что ты замечательный, — искренне подтвердила она. — Я мало о тебе знала, да в этом и не было нужды. Это все равно ничего не изменило бы. Я знала, что с тобой мне хорошо.

— А мне было хорошо с тобой.

— Тогда почему... — Она осеклась.

— Почему я не делал попыток к сближению? Я ведь как-то объяснил тебе, что вначале должен разобраться в собственной жизни, понять, кто я есть и кем буду. Мой папаша порядком попортил мне нервы. Я был убежден, что из меня не выйдет ничего путного. Только рядом с тобой мне удавалось забыть о том, какое я ничтожество.

— Ты выглядел каким-то неприкаянным. Я это чувствовала, но не понимала почему. Теперь ты уже не производишь такого впечатления.

— Мне повезло, и это везение началось с твоего письма. В ту ночь, несмотря на то что мое сознание было затуманено наркотиками, я решил стать тем Джеймсом, в которого ты верила. Прекратить саморазрушение, по крайней мере попытаться. Утром я собрал вещички, взял твое письмо и навсегда ушел от родителей. Лето я провел на лесозаготовках, избавляясь от яда, который накопился в моем организме, укрепляя свою решимость и строя планы, как мы с тобой встретимся. Это были самые трудные три месяца в моей жизни. От наркотиков отвыкнуть нелегко. Какая-то часть меня сопротивлялась, не желая возвращаться к нормальному существованию.

— Но ты выдержал.

— Да. Узнав, что ты приехала на каникулы, я вернулся в Сиэтл и набрал номер твоего телефона. По-моему, твой отец не узнал мой голос. Я повесил трубку, не назвав себя.

— Почему ты не написал?

— Я еще не был готов. Лето кончилось. Надо было решать, что делать дальше: возвращаться в университет или заняться чем-то другим. К Рождеству я окончательно пришел в себя, собирался увидеться с тобой, но узнал от Бетти, что ты приехала на каникулы не одна, а с другом.

Лесли скорчила гримаску.

— Я даже имени его уже не помню. — «Ах, Джеймс, ведь все могло бы сложиться иначе!»

— Я понял, что у тебя своя жизнь, да и моя благодаря тебе стала меняться. Мне хотелось рассказать тебе об этом. Я надеялся, что когда-нибудь у меня появится такая возможность.

«И вот она появилась — как раз в мой день рождения», — подумала она. С днем рождения, Лесли!

— И ты стал архитектором.

— Я окончил университет, потом работал в Нью-Йорке, а сюда переехал полтора года назад.

— И теперь твоя фамилия красуется на вывеске у входа.

— Да, я добился успеха. Везение продолжалось.

«Дело не в везении, Джеймс, — мысленно возразила девушка, — а в тебе. Твой талант, помноженный на упорный труд и решимость, стал причиной успеха». Она догадывалась, что остатки былого неверия в собственные силы еще сидят в нем. И виной тому его папаша-алкоголик.

— Тебе нравится твоя работа?

— Я ее обожаю! — пылко воскликнул Джеймс.

— Ты проектируешь дома?

— Последние полгода я работал с международной фирмой. Приходилось строить жилые здания, офисы, магазины, даже курортные отели.

— Здорово!

— Я доволен. Это лучшая работа на свете — для меня, во всяком случае.

Лесли опустила глаза на свою почти полную тарелку. Вышколенные официанты через определенные промежутки времени ставили перед ними салат, пиццу, десерт, но блюда оставались нетронутыми. Обоих интересовала беседа, а не еда. Девушка откусила кусочек пиццы и с улыбкой подняла глаза.

— А ведь этот ресторан славится по всему Сан-Франциско. Неудачные им попались клиенты!

— Хочешь чего-нибудь еще?

— Нет, — покачала головой Лесли и, решительно отодвинув тарелку, попросила: — Расскажи мне о своей жене.

— Ее зовут Линн, — с готовностью начал Джеймс. — Мы познакомились два года назад. Я возвращался из Нью-Йорка, а она была — собственно, до сих пор остается — стюардессой. Она заметила, что я рисую, и подошла посмотреть. Обычно я занимаюсь этим, чтобы расслабиться. Взглянув на мое творение, Линн спросила, могу ли я нарисовать для нее кошку по имени Моника. Я решил, что она шутит, но она так подробно описала мне эту Монику, что остаток полета я не отрывался от бумаги и, покидая самолет, вручил Линн рисунок. Она бегло взглянула на него и тут же предложила проиллюстрировать ее книгу.

— Книгу? — удивилась Лесли.