– Айлин, я проверял, там нет дв…

– Тс-с! – радостный шёпот оборвал его на полуслове. – Смотри!

Под ладонью Айлин участок стены засветился, словно там, внутри бетона, пустил росток искрящийся цветок. Во все стороны расползлись алые струи, которые выглядели совершенно хаотично. Но уже через секунду сияние начало обретать формы, складываясь в узор, уже знакомый им: круг, внутри три меньших круга и закорючки непонятных символов. Теперь ладонь Айлин покоилась в сердцевине светящегося знака, и красный свет просвечивал её насквозь. Генри с беспокойством взглянул на лицо девушки – показалось, что знак обжигает ладонь палящим жаром. Айлин оставалась спокойной, лишь в глазах отражалась неприкрытая детская радость.

Она толкнула стену. Прямоугольный участок стены с готовностью отошёл назад. Электрический свет залил площадку, ослепляя обоих. За стеной горела лампа стоваттной мощности.

– Зайдём? – нерешительно спросила Айлин, прищуриваясь от яркого света.

– Да, – Генри едва узнал свой голос. Они торопливо прошли через образовавшийся проём. Здесь было какое-то тесное помещение, полное водопроводных вентилей и бачков. Лампа за проволочной сеткой имела внушительные размеры – она горела прямо над дверью, заставляя трубы отбрасывать кривые тени. После зыбкого окружения на винтовой лестнице картина была неподобающе реальной.

Айлин отняла руку от двери и осторожно толкнула её назад. Знак тут же начал угасать, сияние померкло. К тому времени, когда дверь влилась в стену и исчезла, символ полностью размылся, стёк вниз розовыми струями. Почему-то стало очень тихо. Наконец Генри спросил:

– Откуда ты догадалась?

– Ты ещё не понял? – Айлин рассеянно поглаживала руку в гипсе. – Эти двери могу открывать только я. Не знаю почему… но это так.

Она мельком взглянула на него, и Генри увидел не торжество или гордость, а затаившийся страх.

Южный Эшфилд.

Если Генри когда и впадал в полный ступор, то это был один из тех случаев. Табличка с белыми буквами на чёрном сразила его наповал, лишив не только дара речи, но и способности мыслить. Он оказался не подготовлен к тому, что увидел. Ждал чего угодно – секретного нижнего уровня госпиталя, туннеля в центр земли, да хоть даже ядерного бомбоубежища – но только не этого.

– Генри? – голос спутницы доносился откуда-то издалека. – Ты в порядке?

Не уверен, думал он, не отводя взгляда от треклятой таблички. Она ничем не изменилась с прошлого раза, висела такая же потрепанная и ржавая на тонких цепях. С неё началось его путешествие в этой кашице.

Как это называется? Полный круг? Возвращение к истокам? Или даже проще – безысходность?.. Генри стало дурно, но рядом не было ничего, за что можно было уцепиться. Пришлось пересилить подкашивающиеся ноги и продолжать стоять.

– Это место мне что-то напоминает, – сказала Айлин, тревожно озираясь. – Станция Южный Эшфилд, не так ли?

Чёрт возьми, это было действительно так. Комната с вентилями стала проводником к бесцветному коридору, по которому Генри уже имел удовольствие прогуливаться. С тех пор обстановка ни на йоту не изменилась. Даже та подмигивающая лампа продолжала потрескивать, бросая серые и чёрные полосы. В первые секунды Генри пребывал в болезненной уверенности, что сейчас в конце коридора промелькнет розовая блузка, и Синтия весело закричит: «Бой, ну как долго тебя ждать!». Но Синтия не появилась. Станция оставалась мёртвой и безмолвной.

– Генри, ты меня слышишь?

– Да, – сказал он, чувствуя, как внутри черепа мозг превращается в расплавленное железо. – Айлин… мне кажется, я здесь уже был.

– Я тоже была, – сказала она. – В последний раз два дня назад. Но тогда здесь всё выглядело нормально, а не как сейчас… Что здесь случилось?

– Нет, я не о том, – Генри покачал головой. – Я был в этом самом месте. Когда впервые попал в этот мир…

– Правда? – Айлин прислонилась к стене. – И что это за место?

Генри немного подумал перед ответом:

– Это станция, но не та, которую мы знаем. Она другая, как тот госпиталь. Здесь тоже опасно. Какие-то жёлтые твари. Я встретил здесь…

Он вовремя прикусил язык. Так кого он здесь встретил? Разрази его гром, да никого, конечно. Не было здесь ни души.

– … этих существ, – продолжил он, стараясь не выдать смятения. – Что я хочу сказать, нам нужно быть очень осторожными. Они чертовски сильны.

Оба невольно посмотрели на дальний конец коридора и на бетонные стены, увешанные рекламными плакатами. Пока там было пусто. Пока.

– И как ты отсюда выбрался?

– Просто проснулся, – признался он. – Оказался у себя в постели, и всё. Не думаю, что в этот раз фокус прокатит. Будем искать дверь со знаком.

Айлин кивнула с явным сомнением:

– Но ведь здесь, наверное, сотни дверей. В госпитале нам повезло. Будем проверять каждую комнату? Или…

– У меня есть идея, – перебил Генри. – Я думаю, дверь должна вести дальше вниз. Значит, она находится на самой нижней платформе. Понимаешь?

– Хорошая мысль, – она вдруг улыбнулась. – Генри, это правда прекрасная идея. Я начинаю подумывать, может, мы даже…

Она запнулась, улыбка сползла с лица. Генри понял невысказанную мысль, которая едва не сорвалась с её губ: может, мы даже не умрём. Именно так, а не иначе. В какой-то момент они безропотно приняли факт, что им предначертано поражение. Это проклятье лежало на каждом их движении, в каждом слове, петлёй сдавливало шею.

– Ты можешь идти сейчас? – спросил Генри. – Или нам немного отдохнуть?

– Пальцы всё мёрзнут, – Айлин с сожалением посмотрела на ногти, красный лак с которых отслоился острыми кусками. – Но идти могу. Не стоит долго задерживаться.

Генри с этим был согласен на все сто, поэтому без лишних слов пошёл по коридору, сдерживая темп, чтобы Айлин могла держаться рядом.

А вот и поворот. За ним простирался хорошо знакомый участок. Двери с фигурками людей, одна из которых распахнута, и гниющий труп на полу, скалящий зубы. Собака не смогла бы так быстро разложиться сама – наверняка не обошлось без помощи сородичей, которые не отказали себе в удовольствии полакомиться бывшим дружком. От трупа разило мерзким запахом. Айлин судорожно выдохнула и закрыла нос ладонью. Не говоря ни слова, они прошли мимо трупа, вгрызаясь в полосу тени. Собака проводила их взором вытекших глазниц, словно проклиная путников за свою бесславную участь.

– Генри, подожди, – сказала Айлин, когда темнота наконец начала сдавать свою власть и череда ламп стала ближе. Генри обернулся; на него накатило такое острое ощущение дежа-вю, что он почти увидел это – фривольную розовую блузку на месте багрового вечернего платья, испачканного в крови.

Генри, подожди… Мне плохо.

– В чём дело? – отрывисто спросил он, чтобы развеять глупую иллюзию. Айлин смущённо подняла сломанную руку, заключённую в гипс:

– С этой рукой что-то не так.

– Что? – он недоумённо посмотрел на посеревший гипс.

– Я не знаю. Но это началось, когда я коснулась двери со знаком – там, ещё в госпитале. Странное ощущение…

– Болит? – вопрос прозвучал по-идиотски, но ничего другого в голову не приходило.

– Не так чтобы очень. Нечто другое, будто прокатывают внутри маленькие шарики. Очень неприятно…

Генри сочувственно кивнул. В очередной раз он вскипел ненавистью к ублюдку в синем плаще и предал себя анафеме за нерасторопность. Больше он не мог ничего сделать.

Оказалось, Айлин остановила его не для того, чтобы пожаловаться.

– Мне кажется, это не из-за перелома, – сказала она. – Это напоминает чувство, которое я испытывала последнюю неделю. Только раньше было как музыка, а теперь похоже на вибрацию в теле. У тебя не было ничего подобного? Может, за последние дни?

Подумав, Генри качнул головой:

– Нет, такого не было. Но у меня часто болела голова…

– Я не об этом, – Айлин разочарованно опустила руку. – Ладно, пойдём. Всё равно, сейчас это неважно.