Генри внимательно слушал, подхватывая каждое слово.

– Мне неизвестно, что заставило Салливана думать, что его родителями были не люди, – продолжал Джозеф. – Но с детских лет он был одержим мыслью, что его родной матерью является сама квартира 302. Возможно, сказалось извращённое учение культа, или что-то ещё. Он часто навещал квартиру, специально приезжая из другого города. С возрастом он проникся ещё одной идеей… спасти квартиру, свою мать, от грехов и грязи окружающего мира. И выбрал способом достичь цели ритуал Двадцати Одного Таинства, выученный в приюте культа.

Знакомое словечко. Генри украдкой взглянул на Айлин. Она безотрывно смотрела на Джозефа, как загипнотизированная.

– Для этого Салливану требовалось сначала собрать кровь десяти грешников, чтобы выполнить ритуал Святого Успения. Но даже это не поколебало его желания разбудить свою мать, которая, как он считал, погрузилась после его рождения в глубокий сон. Десять лет назад… – голос пресёкся, словно переводя дух. -… он выполнил ритуал Святого Успения, создав свой собственный… извращённый маленький мир, в котором он стал полным властелином. Мир, в котором мы находимся сейчас…

Стены квартиры подвинулись ближе, согласно покачиваясь. Пламя свеч налилось кровью, и квартира стала теснее. Выдержав небольшую, но тягостную паузу, Джозеф продолжил:

– Кем бы он ни был в прошлом… сейчас Уолтер Салливан не более чем машина для убийства, не имеющая ничего общего с человеком. Он умер десять лет назад, однако в своём мире всё ещё пытается выполнить ритуал Двадцати Одного Таинства. Его отчаянное желание вернуться в детство… стало причиной того, что в этом мире он существует в двух ипостасях. Детская сущность Салливана требует пробуждения матери, и ради него он готов пойти на всё. Ритуал близок к завершению…

Теперь двоящийся голос был не один – где-то далеко, за верстами темноты, его перебивал резкий стучащий звук, набирающий силу. Словно кто-то изо всех сил колотил по клавишам пишущей машинки. Или громил стену кувалдой.

– Двадцать Одно Таинство, – Джозеф заговорил быстрее. – Осталось немного… Только два человека. Номер двадцать… «Возрождённая Мать»… Айлин Гелвин.

Голова повернулась на доли градуса, безучастно изучая Айлин невидимыми глазами. Девушка перепугалась; ею овладело жгучее желание уйти от мёртвого взора, скрывшись за спиной Генри, но она не могла даже шевелить пальцами. Через пять длинных секунд голова вернулась в прежнее положение, снова перекрестив взгляд с Генри.

– Номер двадцать один… «Преемник Мудрости»… Генри Таунсенд.

Генри ждал этого, но губы всё равно дёрнулись в нервном тике.

– Даже сейчас ещё не поздно всё предотвратить. Воспользуйтесь его медлительностью. Следуйте Багровому Тому. Изучите Багровый Том…

Переплёт красной книги засветился призрачным огнём, зазывая: «Я здесь!». Постукивания стали громче, теперь между ударами можно было различить тяжёлое сиплое дыхание. Сомнений не осталось: кто-то долбил тяжёлым предметом по стене, невзирая на катящийся градом пот. Бум! Бум!.. С каждым ударом голова из потолка подрагивала, как во время землетрясения. Но продолжала говорить отрывистыми фразами, которые бы звучали как лихорадочно-поспешные, если бы не стылый механический тон:

– Следуйте Багровому Тому. Остановите его… Иначе, куда бы вы ни убежали… он найдёт вас и исполнит задуманное… Найдите его. Найдите его истинное тело. Я чувствую, оно лежит где-то близко… но я не могу отсюда выбраться. Он уже идёт за мной… Он знает, что вы здесь… Единственная надежда… Вы должны убить его. Убить его. Убить его…

Айлин шумно выдохнула, отступая назад. И тут же пожалела об этом, ибо голова довольно резво повернулась на звук и снова взяла её на прицел. В двоящемся голосе желающий мог бы услышать нотки теплоты:

– Скорее… Ты должен беречь её. Она – номер двадцать… «Возрождённая Мать». Он хочет заполучить её. Опереди его, убей его первым. Следуй Багровому Тому…

– Айлин? – окликнул Генри, но она лишь судорожно отмахнулась. Звуки удара достигли предела – будто над потолком работала бригада строителей. Удар – вздох – шум осыпающейся штукатурки. Удар – вздох… А между ними голос, который уже ничего не хочет рассказать и лишь повторяет из раза в раз:

– Убей его… Должен… убить его… Убей его. Убей…

Убей его! – закричали свечи, вытянув к потолку неестественно яркое пламя. Убей! – согласились стены с шатающимися картинами. Убей! – стулья залязгали ножками по полу, выражая одобрение. Генри затравленно огляделся. Всё изменилось. Застывшая квартира билась в судорогах, выражая одно-единственное смертное желание.

– Убей… Убей… – голова Джозефа расплывалась в воздухе, теряя очертания, становясь опять клубком темноты. Голос становился тише под неистовую канонаду ударов.

– Прекрати! – закричала Айлин, без сил прислонившись к подоконнику. – Джозеф, если это ты… ради Бога, прекрати!

Но он продолжал говорить – затихающим шёпотом, уплывая в то ничто, откуда пришёл, – по-прежнему бесстрастно, пока квартира 302 медленно возвращалась к сумрачному спокойствию:

– Убей… Убей… Убей…

Следующий час Генри и Айлин посвятили изучению бумаг, которые в обилии водились на столе Джозефа. Потрясение от встречи с говорящей головой прошло не скоро, но всё-таки им удалось кое-как успокоиться и усесться на заботливо расставленные кресла. Обивка была мягкой, так и приглашающей погрузиться в сон.

– Багровый Том, – сказал Генри, поборов желание по привычке положить ноги на столик. – Он сказал что-то о Багровом Томе. Наверное, стоит ознакомиться с этой книгой в первый черёд.

Красная книга лежала на прежнем месте, но без призрачного свечения она выглядела рухлядью – дунь, и развалится. Айлин осторожно раскрыла её на первой странице. Издательства или автора не было – зато самым крупным шрифтом посреди чистого листа стояла надпись: «БАГРОВЫЙ ТОМ. Книга о деяниях Господа нашего на Земле». Посмотрев на год издания, Генри цокнул языком. Цифра была красноречивой: 1877.

– Как этот бред может нам помочь? – сокрушённо спросил он. Книга была по меньшей мере на пять сотен страниц.

– Не знаю, – Айлин бесцельно перелистывала слипшиеся страницы. – Смотри, тут какая-то отметка.

На полях очередной страницы были нанесены жирным красным маркером три восклицательных знака. Должно быть, делок рук Джозефа. Нагнувшись над Айлин из-за плеча, Генри начал читать:

Та, кого величают «Святой Матерью», не имеет ни малейшего отношения к святости. «Пробуждение Святой Матери» на деле выливается в Пробуждение Дьявола. То, что они именуют «Двадцатью Одним Таинством», не есть Таинство в любом понимании. Вместо Двадцати Одного Таинства они совершают Двадцать Одну Ересь – во имя рождения искажённого и истекающего кровью мира, творения Дьявола заместо нашей светлой благословенной Господом действительности.

Чтобы остановить Пробуждение Дьявола и вогнать его обратно в Геенну, надобно захоронить клочок плоти Колдуна, совершающего противобожеское действо, в глотке его истинного тела. Проткни затем его тело восемью копьями Пустоты, Темноты, Мрака, Отчаяния, Искушения, Истока, Бдительности и Хаоса, дабы не дать завершиться обряду вызова Дьявола. Сделай это, и нечестивая плоть Колдуна станет тем, чем оно когда-то и было по воле нашего Господа.

– Что это означает? – недоумевала Айлин, читая поблекшие слова, и с надеждой смотрела на Таунсенда. Тот почесал затылок. Вся эта религиозная абракадабра не внесла в голове ни толики ясности. Джозеф углядел в «Багровом Томе» нечто исключительно важное, раз выделил страницу аж тремя восклицаниями, но теперь его рядом не было (и слава Богу). Генри слова лишь вгоняли в ступор.

– Попробуем начать с чего-нибудь полегче, – он закрыл книгу. – Может, на этих записях есть какие-то соображения по этому поводу…

Айлин выцепила кончиками пальца блокнот в красноватой обложке, завалившийся за стопкой книг. Она ожидала увидеть внутри какие-нибудь записи – может, даже дневник Джозефа, но страницы были испрещены лишь неразборчивыми стенографическими каракулями, зачастую написанными поперёк линовки или вовсе по диагонали. Все страницы были замараны с двух сторон, некоторые листы – яростно вырваны. На их месте торчали зубчатые красные обрывки.