Женщину доставили в отделение интенсивной терапии в три пополудни. Обычно в это время от вереницы привозимых в госпиталь жертв катастроф и несчастных случаев не бывало передышки. Но сегодня кандидатов на скорое обретение вечного покоя было на удивление мало. Несколько переломов ребер, одна закрытая травма черепа – вот и всё. Сестра Оуэнс была этому рада. С неё хватило за девять лет работы в госпитале Святого Джерома крови и пациентов, умирающих на глазах. Каждый более-менее спокойный день казался божьим подарком.

Но когда часы забили три, Бог передумал делать подарок. Санитары со свойственной им неторопливой быстротой несли носилки по коридору. У сестры Оуэнс защемило сердце. Судя по озабоченному лицу несущих и белому покрывалу, на котором темнели уродливые багровые пятна, случай был не из лёгких.

– Что произошло? – отрывисто спросила она, ловко пристраиваясь между дюжими спинами санитаров. Ещё одна привычка, приобретённая годами.

– Предкоматозное состояние, острая анемия второй степени, – отозвался кто-то за спиной. Сестра Оуэнс не обернулась: она наспех изучала показания приборов у изголовья и нашла, что ситуация не так уж и безнадёжна. Сердце женщины на носилках билось слабо, но ровно, а угрожающе низкое давление было естественным следствием потери крови. Она на ходу откинула простыню и нахмурилась:

– Нападение?

– Да, мэм. Из Южного Эшфилда. У неё ещё на спине вырезанные цифры…

– Вот чёрт, – процедила сестра Оуэнс. Разом вспомнились заголовки последних газет и вечерние новости. По телевизору всегда кажется, что кошмар происходит где-то далеко, чуть ли не в другом измерении. Другое дело, когда вдруг осознаёшь – вот оно, у тебя перед глазами… Она шумно выдохнула:

– Сюда, направо. Эта секция свободна.

Пока санитары клали женщину на операционный стол, сестра Оуэнс двинулась было к выходу, чтобы позвать врача, но тут он появился сам – доктор Хэнсон с блестящей на макушке залысиной, натягивающий перчатки на пухлые пальцы. Увидев его, сестра Оуэнс окончательно успокоилась. Доктор Хэнсон считался в госпитале одним из лучших хирургов, и она спокойно могла доверить жизнь пациентки в его толстые, но такие умелые пальцы.

– Сюда, доктор…

Яркий окварцованный свет ударил в лицо женщины, но она не шелохнулась. Доктор Хэнсон не стал ничего спрашивать – с его опытом достаточно было одного взгляда, чтобы уразуметь, что случилось. Дальнейшее уже решал он сам. Операция началась.

– Анестезия…

В этот раз всё кончилось быстро и без крови – внутренние органы не были повреждены, дело обошлось без глубокого хирургического вмешательства. Однако сотрясение мозга было, с этим ничего нельзя было поделать. Кривые электроэнцефалограммы иногда начинали плясать, как зайчики на лунной полянке, а порой вытягивались в зловещую почти прямую линию. Сестре это не понравилось. Сколько она видела людей, старых и молодых, неделями лежавших недвижно, не подавая признаков жизни. Они не умирали только потому, что в вену вовремя вкалывали питательные вещества. Люди постепенно иссыхали, превращаясь в живые мумии, и в один не очень прекрасный день их сердце переставало биться. Без никакой видимой причины. Почти безвыходное положение, худшее из уготованных для человека… Сестре было жаль искалеченную молодую девушку с неизвестным для неё прошлым и нежизнеутверждающим будущим. Как всегда, она неслышно помолилась Господу, что зрит над всем, во имя спасения этой цветущей жизни.

– Сломанные кости зафиксировать, наложить гипс, – распорядился доктор Хэнсон, отходя от стола. – Ближайшее время она будет в коме. Сестра Оуэнс, думаю, вы знаете, что делать.

– Да, доктор, – она подошла к операционному столу. Яркие лампы выключили, и кожа женщины казалась не такой мертвенно-синей. Но и без того она была очень бледна. Сестре показалось, её веки неуловимо дрогнули. Скорее всего, только показалось… в подобном состоянии это было редкостью. Кома – не сон, проявления жизнедеятельности в ней сводятся до минимума.

Наложение гипса заняло не больше десяти минут. Уж в чём-чём, а в этом сестре Оуэнс не было равных. Закончив работу, она огляделась.

– Дэнни! – окликнула она долговязого парня в белом халате, который проходил мимо. – Помоги отвезти её в палату.

Дэнни замялся, посмотрел по сторонам:

– Вообще-то, мне нужно…

– Ну всё, всё, Дэнни, потом успеешь. Пошли.

Они с усилием покатили операционный стол по коридору. Дэнни держался с видной неохотой, небрежно проталкивая стол перед собой. Впрочем, когда они вошли в служебный лифт и сестра Оуэнс нажала на кнопку второго этажа, он взглянул на лицо женщины и присвистнул:

– Кто это её так?

– Уолтер Салливан, – ответила сестра Оуэнс. Откровенно говоря, она не думала, что в кругозор рыжеволосого аспиранта распространяется так далеко, но, видимо, телевизор Дэнни всё же смотрел.

– Всё шутите, мисс Оуэнс?

– Меньше всего сейчас я настроена шутить с тобой.

– Надо же, – Дэнни снова всмотрелся в лицо женщины, на этот раз со сдерживаемым любопытством. Ещё один пример, когда разбивается кинескоп и новости втекают в твою жизнь, подумала сестра Оуэнс и толкнула стол вперёд:

– Идём. Уже приехали.

Дэнни молча подчинился, не переставая пожирать жертву взглядом. Сестра Оуэнс вздохнула. Сегодня вечером весь персонал будет разглядывать девушку, как некое диковинное зверьё.

Они свернули к четырнадцатой палате – первые двенадцать оказались заняты. Пока Дэнни перекладывал её на койку, сестра Оуэнс занималась включением приборов и думала о том, сколько ещё этому извергу разгуливать на свободе. Кажется, девушка стала четвёртой по счёту его жертвой… новой жертвой. Газетные статьи не без злорадства сообщали, что общее число трупов с пятизначными цифрами на спине давно перевалило за десяток. Сначала сам легендарный псих Уолтер Салливан, за ним его не менее безумные подражатели. Хоть убей, сестра Оуэнс не могла взять в голову, каким нужно быть нечеловеком, чтобы убивать людей просто потому, что так когда-то делал другой сумасшедший.

На электронном табло у изголовья койки появились зелёные циферки. Состояние пациентки стабилизировалось. Сестра вздохнула:

– Ладно, Дэнни, можешь идти. Дальше я сама.

– Ага, – Дэнни кивнул, но энтузиазма в голосе не было. Пару секунд аспирант потоптался у выхода из палаты, и лишь после выразительного взгляда, которым его наградила сестра, поплёлся обратно по пустому коридору. Шаги гулко отражались от стен.

Собственно, самой сестре тоже больше здесь было делать нечего. Если состояние девушки ухудшится, приборы возвестят дежурного врача, и здесь тут же появится целая армия сиделок. Старшая сестра отдела интенсивной терапии будет в этой компании явно лишней. Но она всё-таки задержалась на пару минут. Убеждала себя, что всего лишь поправляет трубочки и проводки, но на самом деле с растущим беспокойством чего-то ждала… чего-то, выходящего за рамки обыденного.

Ничего не происходило. Пациентка лежала в коме, гипс на её руке успел затвердеть белой массой. Посиневшие веки плотно сомкнуты. В палате стояло лишь тихое жужжание электроники и мерный писк осциллографа.

– Ладно, – прошептала сестра Оуэнс и направилась к выходу. Ей нужно быть внизу. С минуту на минуту могут привезти кого-то в не менее тяжёлом состоянии.

… но у выхода она вдруг ощутила – скорее интуитивно – слабое шевеление за спиной. И обернулась.

Пациентка заворочалась. Сухие губы дрогнули, глазные яблоки под веками задёргались. На мгновение сестре Оуэнс показалось, что ещё секунда, и она очнётся, откроет глаза, спросит, где она находится и что произошло. Но губы девушки испустили слабый свистящий вздох, и судорожные движения прекратились. Как будто ничего и не было.

Показалось, что ли…

Качнув головой, сестра Оуэнс вышла из палаты и поспешно зашагала к лифту. Почему-то ноги сами несли её всё быстрее, хотя ничего страшного не произошло. Подумаешь, необычная активность во время комы. В её практике и не такое бывало.