Там… кто-то есть?

Он сделал шаг вперёд, оказавшись от дыры на расстоянии вытянутой руки. В лицо дохнул поток холодного воздуха – не просто холодного, а ледяного. Дыра источала мороз, как снежный сугроб в зимнюю пору.

А ещё из неё сочились звуки. Неуловимо, совсем незаметно… но шум давил на ушные нервы, поддразнивая слух. Шёпот ветра, или шорох приозёрных камышей, или чьи-то сдавленные причитания. Многое можно было услышать, но приятных ощущений это не добавляло.

Генри протянул руку, коснулся края дыры. К ногтям прилипла жёсткая крупа штукатурки. Он отдёрнул кисть так быстро, словно ему обожгло пальцы. Внезапно пришла мысль – если в дыре действительно кто-то прячется, он стоит в самом удобном месте, чтобы оно одним движением утянуло его в провал.

Он попятился. Дыра продолжала запускать в ванную дух зимы. Генри развернулся, выскочил из комнаты и придавил дверь спиной. Подняв лицо к потолку, он закрыл глаза, унимая панику. Мысли путались; память отчаянно старалась стереть с исписанных листов то, что Генри видел только что. Но на ногтях ещё сохранилась серая пыль.

Господи…

Губы беззвучно шевельнулись. Генри отлепился от двери, немного постоял в нерешительности… и поплёлся обратно в гостиную, где всё было просто и понятно, и посреди стен не появлялись чёрные дыры.

Заняв излюбленное место, Генри положил ноги на лакированный столик и стал думать. Старательно думать, потому что ничего иного не оставалось. Это он умел.

Через четверть часа в темноте забрезжили первые сполохи выводов. Простых, незамысловатых, зато непоколебимых.

Первое. Дыра куда-то вела. При такой глубине она должна была вывести если не на улицу, то хотя бы в соседнюю квартиру.

Второе. Сколь бы зловеще она не выглядела, от дыры явной угрозы не ощущалось.

Третье. Проклятая пробоина была лучшим – и единственным – шансом Генри вырваться из заточения.

И четвёртое, главное. Этот звонок. Один телефонный звонок и мольба о помощи. Генри никак не удавалось выкинуть это из головы. Нужно было что-то делать – хотя бы сообщить в полицию. Пусть проверят телефонную станцию и узнают, откуда сделан звонок.

Но для этого опять-таки нужно было выйти за пределы квартиры 302.

Генри думал. Как только ему казалось, что он принял решение, снова накатывала неуверенность, и писклявый голос в голове вопил: Лезть в эту кроличью нору – чистое безумие! Генри не мог с ним не согласиться. Вентилятор обеспечивал стойкую прохладу, но на его лице выступили капли пота.

Эти звуки из дыры… адский холод…

Но разве не он, Генри Таунсенд, лежал здесь полчаса назад и плевал себе на грудь, мечтая, каким бы героем он стал, будь у него возможность хоть что-то сделать? Теперь пресловутая возможность у него появилась. Бойтесь желаний своих, иногда они сбываются.

Генри встал. Отсчитывая шаги, он направился в ванную. Перед тем, как повернуть ручку двери, на мгновение задумался – что он будет делать, если никакой дыры там не окажется, зеркало будет цело, а кафель плотно приделан к стене? Огорчится – или обрадуется?

Он открыл дверь.

Ужас был на месте. Ванная переполнилась стужей. Половина зеркала запотела до белесого марева. Шум из дыры вроде стал громче, но как только он открыл дверь, съежился и затаился, как хищник, готовый к броску. Генри ощутил резь в желудке, глядя на провал – он был слишком глубоким, слишком тёмным. Неужели стены здания такие толстенные?.. Вряд ли – Генри иногда слышал, засыпая, как шушукаются соседи со своими гостями. И этот холод… может, дыра ведёт прямиком на улицу? Так было бы лучше всего.

Я заперт, обречённо подумал Генри. Стёкла не бьются. Телефон не работает. Дверь не открывается. И над унитазом дыра. Триллер какой-то.

Он поставил локти в проём. Тоннель казался достаточно широким, но его всё равно захлестнуло ощущение клаустрофобии. Что, если он застрянет на полпути? Твоих криков никто не слышит, Генри… помнишь?

Сглотнув слюну, он подвинулся дальше и оторвал ноги от пола. Звуки затихли, и холод стал умереннее.

Генри протянул руки и пошарил в темноте. Пусто. Если есть дно, то оно далеко впереди.

Плечи прошли свободно. Генри мог даже подняться на четвереньки. Это его обнадёжило. Он может вернуться в любой момент. Никаких проблем. Он начал ползти дальше, вглядываясь в темноту. Тоннель не менял размеров, как канал, прорубленный в граните.

Генри преодолел около сорока футов (электрическое сияние ванной осталось в прошлой жизни) и успел почувствовать первую волну терпкой иррациональной паники, когда далеко впереди замаячил свет. Не жёлтые снопы ламп, а нечто молочно-белое, идеально круглой формы, от которого сводило зубы. Генри с беспокойством смотрел вперёд. Какого чёрта так далеко? За это расстояние он успеет, наверное, прорезать волчком не то что стену, а половину здания.

Поздно отступать. Давай вперёд.

Тоннель стремился прямо к свету. Дыра стала уже. Генри пригнулся и заработал локтями быстрее, чтобы всё закончилось. Он не думал о том, что за свет впереди, почему он такой белый… но, оказавшись в тридцати футах от него, он увидел бесчисленные крохотные точки, которые сновали в дымке. Странный свербящий звук изливался в уши, закупоривая барабанные перепонки. Теперь он даже не полз – тело само неслось вперёд, к свету, как железная стружка тянется к магниту. Свет искрился, взрывался совершенной белизной, заливая глаза, уши, рот, не давая возможности дышать. В нём были холод и жестокость чистых горных кристаллов. Прежде чем провалиться в этот неожиданный океан, Генри успел скорбно подумать: Похоже, я совершил ошибку.

После того, как Генри исчез в дыре, в квартире 302 нависла тишина. Не работал холодильник, не ходили часы, не журчала вода в трубах. Абсолютное, угнетающее безмолвие царило в ванной. Даже шумы, которые доносились из глубин тоннеля, и те стыдливо замолкли, не решаясь нарушить тишину.

Но потом что-то произошло.

Первым голос подал холодильник, поперхувшийся странным прерывистым кашлем. Так хрипит человек, подавившийся вишнёвой косточкой. Словно взяв пример с холодильника, коротко дзинькнул телефон в спальне. Маятник часов качнулся в сторону, невозмутимые лопасти вентилятора замедлили бег. В ванной дважды мигнула лампа. В довершение сцены, словно подводя итог всему происходящему, протяжно взвыли петли двери в спальню. Раньше там была узкая двухдюймовая щель. Теперь полоса стала шире.

И вновь стало тихо.

В соседней квартире Айлин Гелвин, принимавшая душ, зябко поёжилась, хотя вода шла тёплая. В воздухе носились невидимые хлопья снега. Она крутанула кран, и поток стал горячим. Айлин с облегчением закрыла глаза.

Генри пришёл в себя, когда снежная пелена сначала стала синей, потом серо-голубой. Этот накрахмаленный свет был знаком ему с детства – люминесцентные лампы.

Он поднял голову. Перед глазами тут и там мелькали белые вспышки. Но он уже не полз по тоннелю, а сидел сиднём… при этом всё равно медленно двигался вперёд, потому что под ним был не пол, а эскалатор. Он увлекал Генри вниз.

Свет действительно исходил из ламп дневного света. Они висели через каждые пять шагов. В длинном коридоре за эскалатором никого не было. Он был завален разнообразным мусором: какие-то непонятные металлические конструкции, разломанные и погнутые, обрывки газет, зелёные осколки бутылок. Картина до жути напоминала расхожие представления о постапокалипсисе.

Тем временем эскалатор добрался до пола, и Генри встал на ноги. Поднялся он одним рывком, чувствуя удивительную лёгкость в теле, словно он плавает в бассейне. Эскалатор, который привёз его, продолжал свой зацикленный марафон. Ступеньки катились откуда-то сверху, где была непроглядная тьма. Генри предположил, что тоннель резко кончился у основания эскалатора, и он, загипнотизированный белым светом, вывалился прямо на дорожку.