– Значит, он на свободе, – спокойно отметила Айлин. Сегодня ночью, ложась спать, она дважды проверит замок на входной двери и закроет шторы так плотно, чтобы через них не пробивалось ни единого лучика света. Глупый страх улетучится через неделю – но даже потом время от времени она будет беспокойно прислушиваться к гулким звукам шагов в коридоре.

– Вот о человеке, который стоит за «вторым раундом» дела, я и пытаюсь что-нибудь выяснить, – Джозеф выпрямился, не глядя засунул все бумаги в папку. – У меня есть некоторый опыт в расследовании серийных убийств… Три года назад мы на пару с коллегой занимались подобным. Правда, дело было в Мэне, и мы так ничего и не добились, но почему-то мне кажется, что здесь я могу достичь большего успеха.

– Надеюсь, вам это удастся, – искренне сказала Айлин.

– Дело даже не столько в убийствах, – Джозеф понизил голос. – Смею полагать, мне удалось выяснить об Уолтере Салливане нечто, о чём не имела понятия даже полиция…

Айлин приготовилась слушать, скорбно полагая, что меньше чем через час ей не уйти. Но тут произошло нечто удивительное: Джозеф замолчал. Открыл рот, чтобы поделиться очередной потрясающей тайной, и закрыл, не сказав ни слова. Разгорячённость затуманилась и вдруг пропала, как оседают старые мешки, когда из них выбивают пыль. Он отвёл глаза от своей папки, наконец-то посмотрев на её лицо. И улыбнулся – характерной жестковатой, но приятной улыбкой, несказанно обрадовавшей Айлин:

– Кажется, я вас задерживаю. То есть не кажется, а точно.

– Да что вы, Джозеф… – Айлин сама удивилась, насколько слабо и искусственно прозвучал протест.

– В любом случае, мне пора, – он посмотрел на часы на запястье. – Придётся бежать сломя голову. Надеюсь, вы никуда не опоздали?

– Нет. Как раз шла домой… ничего страшного. А вы на работу?

– Вечерняя смена слаще всего, – продекламировал Джозеф, спускаясь по лестнице. – До встречи, Айлин. Да, и спокойной ночи.

– Вам тоже, Джозеф, – у Айлин было ощущение, что её выбросили на ходу из движущегося на полной скорости автомобиля и умчались дальше. Впрочем, она у неё в мыслях не было жалеть о незавершённом рассказе.

Уже спустившись на этаж ниже и скрывшись за лестничным пролётом, Джозеф вдруг громко сказал:

– Это очень интересное дело, Айлин. Очень.

Айлин, направившаяся было к своей квартире, остановилась. Была в нелепой уверенности, что Джозеф вернётся, перепрыгивая через ступеньки, размахивая очередной газетой, и заставит её выслушать конец этой кровавой истории. Но он продолжал идти вниз, и, поворачивая ключ у двери, Айлин услышала, как внизу хлопнула дверь.

Они шли вдвоём по тропе, которая постепенно расширялась, превращаясь в дорогу. Озеро стало ближе – Генри догадался по участившимся крикам чаек и ночному бризу, который набрал достаточную силу, чтобы зашевелить ветви деревьев. Собак или иных тварей, которых он опасался, пока не намечалось. Если бы не демонический надзор луны, окружающий пейзаж стал бы идеалом умиротворения. Свежеопавшие листья мягко шуршали под ногами. Пройдёт неделя, и они будут издавать стеклянный хруст, от которого знобит ступню.

Айлин кончила рассказывать. Генри кивнул, но не стал ничего говорить, хотя слова так и просились наружу. Но пока он решил держать их при себе, пока не упорядочит мысли. Наконец-то он хоть что-то понял, что-то связное, и тем осторожнее нужно было обращаться со своими догадками и прозрениями. Они могли им помочь… а могли сделать только хуже.

Итак, числа. Теперь Генри понял их смысл, и завеса таинственности ниспала. Но одновременно появилось несколько новых вопросов… они не могли не возникнуть.

Первое. Айлин упомянула, что последняя жертва маньяка носила четырнадцатый номер. Вместе с тем Генри собственными глазами видел число 16121 на Синтии. Значит, за последние два с половиной года был убит кто-то ещё. Пятнадцатая жертва – кто-то, чей труп должны были найди с вырезанными на нём числами. Но не нашли.

Второе. По замечанию Джозефа, Уолтер Салливан поставил себе цель лишить жизни двадцать один человек. Если верить журналисту, Синтия была шестнадцатой, Джаспер – семнадцатым… Айлин – двадцатой. Чего бы маньяк ни добивался, он почти достиг своей цели. Спасение Айлин можно было назвать чудом… в крайнем случае – необычайным везением.

И третье. Это-то, пожалуй, и беспокоило Генри больше всего остального.

«Уолтер Салливан совершил самоубийство в своей камере».

Он ведь умер! Умер много лет назад, сейчас, наверное, даже кости под землёй рассыпались в прах!.. Кто тогда продолжал все эти убийства после его смерти? Кто убивал Синтию, Джаспера, Эндрю и Ричарда?.. Даже с учётом безумия окружающей реальности Генри не желал признавать, что все они пали жертвой давно разложившегося безумца. В этом просматривалась высшая несправедливость. Убийцы после смерти должны гореть в аду, а не гулять как ни в чём не бывало по странным опустошённым мирам, затягивая в воронку других, ни в чём не повинных.

Но кто тогда?.. Кто этот человек в плаще, препарирующий мёртвых женщин, едва не убивший Айлин? И кто мальчик, который всегда оказывается рядом с местом очередного убийства, хладнокровно наблюдая агонию несчастных?.. Эндрю ДеСальво, умерший в водной тюрьме, назвал мальчика Уолтером Салливаном. Что-то тут не сходилось.

– Генри, о чём ты думаешь? – спросила Айлин, когда он замедлился, ожидая, пока она догонит его. – Ты что-то понял?

– Не совсем, – Генри покачал головой. – Но, по крайней мере, теперь всё ясно с этими цифрами.

– Что – ясно? – она была удивлена. Генри прикусил язык: ведь Айлин до сих пор видела цифры только на дне пустого гроба. В котором, если верить логике, покоился сам Уолтер Салливан. Покоился, да ушёл.

Но, с другой стороны… сколько можно скрывать правду? Генри уже устал недоговаривать своей спутнице, и решил положить этому конец здесь, на этой лесной тропе. В конце концов, это просто нечестно по отношению к Айлин – прятать от неё очевидное.

– Айлин, – он полуобернулся к ней. – Я должен тебе кое-что сказать. Наверное, тебе это не понравится, но…

– Сколько? – спросила она.

Генри растерялся:

– Сколь… Что?

– У меня на спине числа, не так ли? Какое это число?

На мгновение их взгляды скрестились, и Генри уразумел, что Айлин знала это давно – возможно, с того самого момента, когда очнулась в белесой палате госпиталя. Знала, но боялась спросить.

– Они жгут, Генри. Особенно после того, как я прохожу сквозь двери со знаками. Я думала, что там буквы, может, какое-нибудь слово… Но раз уж тут всё завязано на числах, – она коротко усмехнулась, – я бы поставила на пятизначное число. Я права?

– Да, – сказал Генри. Захотел остановиться, устроить привал, но ноги продолжали нести его вперёд. Между деревьями вдалеке замелькала гладь воды, в воздухе запахло приозёрной сыростью.

– Сколько там? – безнадёжно спросила Айлин. – Пятнадцать-один-двадцать один? Или, может, шестнадцать?

– Двадцать, – ответил он. – 20121.

– Но это… – она запнулась. – Это невозможно, Генри. Неужели он успел за это время… нет, он не смог бы…

– Это всё случилось за последнюю неделю, – угрюмо сказал Генри. – Я говорил, что видел, как здесь убивали людей… На всех были числа. Начиная с шестнадцати и кончая девятнадцатью. Как только я находил их… их тела… тогда я просыпался. Я не мог ничем им помочь.

– Значит, всё делает он, – Айлин подняла голову, вслушиваясь в приближающийся всплеск волн. Где-то в сторонке громко треснул сук. – Человек в плаще – Уолтер Салливан… Он не умер.

Генри хотел заикнуться о подражателе, но передумал. Возможно, потому, что они как раз вышли из леса на берег озера, где луна щедро изливала свою медь на ленивые волны. А может, он просто не хотел возражать – понимал, несмотря на все протесты разума, что Айлин права, и человек, который гонится за ними, не подражатель, а тот самый убийца собственной персоной. Умерший в грязной камере захолустного городка десять лет назад, валяясь в луже собственной крови… но здесь и сейчас – живее, чем когда бы то ни было. Он выбрался из своей могилы. И всё ещё жаждал продолжить кровавое дело.