Как бы там ни было, через два с половиной месяца я снова начал ощущать себя человеческим существом. Ломка прекратилась, аппетит и сон улучшились, я даже перестал видеть голоса и слышать чудовищ (именно так, а не наоборот). Тем не менее я продолжал наказывать себя за то, что я натворил. Никаких наркотиков. Никакого пива. Никаких баб. Только работа, работа, дерьмовая работа.

Когда я не работал – я спал.

Это и было мое наказание.

Оно помогло мне победить привычку.

Когда в голове окончательно прояснилось, я понял, что я – неудачник, чертов неудачник. Мне было двадцать восемь лет – и чего я достиг? Правда, я научился довольно ловко не доливать бензин, что приносило мне что-то около четверти доллара в день. – В конце концов я встретил на заправке женщину. Она была .американской туристкой – скучающей шлюхой, которая искала приключений. Я взял отпуск, и мы вместе съездили в Акапулько, причем мне пришлось самому платить за гостиницу и за еду. Бабешка скучала по своему муженьку, и мне пришлось ее обслуживать, но это ничего не изменило и ничего мне не дало. Через две недели я снова очутился на той же бензозаправке; я снова был один, снова предоставлен самому себе.

Именно тогда, подводя неутешительный итог своей пустой и никчемной жизни, я поклялся себе, что все должно измениться.

Обязательно измениться.

В Лос-Анджелес я вернулся с твердым намерением стать совершенно другим человеком.

– Привет, – сказал Джоуи, входя в спальню.

Лара сидела на кровати и смотрела по телевизору шоу Ларри Сандерса. Ее волосы были все еще подколоты вверх после ванны, а лицо, лишенное косметики, было розовым и гладким.

– Ты отлично выглядишь, – добавил Джоуи, плюхаясь рядом с ней на край кровати. Лара не ответила, и он придвинулся ближе.

– Ты обиделась? – спросил он негромко.

– Не мог бы ты подождать, пока кончится передача? – холодно спросила Лара, продолжая следить за актерами на экране.

Джоуи понял, что Лара обиделась и решила примерно его наказать. Что ж, она имела на это право.

– Конечно, – деланно бодро отозвался он и взял ее за руку. – Я сделаю все, что ты захочешь.

Лара никак не ответила на его нежное пожатие. Она уже решила, что заставит его немного помучиться и только потом простит.

– Ну извини меня, родная, – проговорил Джоуи и глубоко вздохнул. – Я был не в себе. Не смог сдержаться.

– Особенно мне понравилось, как ты ушел, – отчеканила Лара. – Обуреваемый праведным гневом герой бросился в темноту, в мгновение ока растворившись в оной… – процитировала она. – Самое главное – это вовремя уйти, Джоуи. Ты выбрал для этого как нельзя более удачный момент. Удачнее просто не придумаешь!..

– Я не хотел… – угрюмо пробормотал Джоуи.

– Однако ушел.

– Значит, мои извинения не приняты?

– Ты прекрасно знал, как тяжело далась мне эта съемка! Как ты мог бросить меня в такой момент?

– Я просто не мог спокойно смотреть, как эти подонки облепили тебя и хватают своими грязными руками, – сказал Джоуи напряженным голосом. – Я же говорил тебе, что мне лучше не ездить сегодня на съемку. Ты сама настояла…

– То есть, иными словами, я сама во всем виновата?

– Ну, в какой-то степени – да.

– Смешно… – Лара покачала головой.

– Да! – вспыхнул Джоуи. – Я смешон и, наверное, глуп, но я не могу видеть, как кто-то делает тебе больно. Что в этом плохого?

– Ничего, если не считать того, что свои переживания ты предпочел выместить на мне же.

– Господи! Я же извинился! Сколько ж можно?

– Ты должен извиниться не только передо мной, но и перед Никки.

Господи, теперь еще и Никки! Ну при чем тут Никки, скажите на милость? Неужели ей недостаточно того, что он вернулся?

Неужели она не способна оценить, что он сохранил ей верность и никого не трахнул, хотя возможностей у него было сколько хочешь?

– Эта твоя так называемая подруга, – сказал он, – считает тебя своей личной собственностью. Хочешь узнать, почему она рассталась с Ричардом? Потому что этот старый подонок не одобрял, что ты снимаешься в ее фильме.

– Я в это не верю. И не называй, пожалуйста, Ричарда подонком.

– Хорошо, Лара. Можешь верить, можешь не верить, но именно об этом говорили в последнее время на съемках. – Он придвинулся еще ближе; тепло его тела обдало Лару жаркой волной; голос завораживал и гипнотизировал. – Ну, Лара, давай не будем ссориться… Я весь вечер думал только о тебе.

– Позвольте вам не поверить, мистер… – отозвалась Лара все еще сдержанно, но она больше не сердилась. Она вообще оказалась неспособна сердиться на него долго.

– Но это правда.

Лара глубоко вздохнула. В ссорах действительно не было никакого смысла.

– Я рада, что ты вернулся, – негромко проговорила она.

– Я тоже, – ответил Джоуи и, вынув из ее мигом ослабевших пальцев пульт, выключил телевизор.

– Но я смотрела! – запротестовала было Лара, впрочем, без особой настойчивости.

– Знаешь что, – сказал Джоуи, гладя ее по голове и вынимая одну за другой заколки-невидимки, удерживавшие ее волосы. – Пока я думал о тебе, я придумал одну штуку. Мне она показалась действительно замечательной.

– И что же это за штука? Ты мне скажешь? – Лара в свою очередь тоже придвинулась к нему.

– Не знаю, – ответил Джоуи, дразня ее. – Я еще не решил.

– Может, пока ты решаешь, позвонить миссис Креншо – пусть принесет нам поужинать?

– Неплохая идея, – засмеялся Джоуи.

Когда Айден закончил мыться и появился на кухне, на нем была только тонкая купальная простыня, обернутая вокруг его узких бедер.

Обернувшись на звук шагов, Никки оглядела его с ног до головы и негромко присвистнула.

– Тебе бы играть героев-любовников, Айден! Ты сексуален, как… табуретка.

Она держалась с ним насмешливо, ибо еще не решила, как ей себя вести. Кроме того, она и подумать не могла, что у Айдена хватит нахальства расхаживать голышом по ее дому.

– Где мой коктейль? – спросил Айден, который, судя по всему, вполне освоился и отнюдь не чувствовал себя стесненно.

– Послушай, Айден, – попыталась урезонить его Никки. – Шутки шутками, но, может быть, ты все же оденешься и поедешь домой?

– Ничего не получится.

– Это еще почему? – опешила Никки.

– От моей одежды здорово воняет. И от рубахи, и от всего прочего. Было бы неплохо, если бы ты бросила все это барахло в стирку.

О господи, прямо театр абсурда на дому! И как она только умудряется каждый раз вляпаться в такое?

– Не слишком ли многого ты просишь? – тихо спросила она, в сомнении качая головой.

Его серо-стальные глаза пренебрежительно скользнули по ее лицу.

– Поверь, Никки, этим меня не смутить. Мне не в первый раз говорят такое.

Никки тоже посмотрела на него. Айден был так худ, что она могла бы без труда пересчитать его ребра. На левом плече у него была татуировка в виде змеи, спускающейся к локтю. У змеи была необычная перламутровая чешуя – очевидно, работа китайских мастеров, и Никки, не удержавшись, протянула руку, чтобы потрогать спинку переливающейся рептилии.

Это был неверный шаг. А может быть, наоборот – единственно точный. Перехватив ее запястье, Айден потянул ее к себе и, когда Никки, потеряв равновесие, пошатнулась, крепко поцеловал ее в губы.

И Никки ответила на его поцелуй. В самом деле, какого черта? Ричард не постеснялся обманывать ее с другой, а она даже никого не обманывает, потому что у нее больше нет никакого Ричарда…

Айден оказался на удивление горячим и страстным; он действовал стремительно, не давая Никки опомниться. В этом и заключалось его главное отличие от Ричарда, который всегда долго раскачивался и вообще предпочитал двигаться не галопом, а шагом. Мелким стариковским шагом.

– Когда я впервые увидел твои губы, – сообщил Айден, слегка задыхаясь, – я сразу подумал о том, что хорошо было бы тебя поцеловать. У тебя такие сексапильные губы! И вообще ты вся такая… так бы тебя и трахнул!