Откровенно говоря, мне это очень не понравилось. Окснард был слишком на отшибе, а если хочешь чего-то добиться, надо окунуться в самую гущу. Я знал, что если мы застрянем в этой дыре, то на нас обоих можно будет ставить жирный крест.

Но все повернулось как нельзя лучше. Папаша Бетти был не очень-то рад видеть свою родную дочку. Не прошло и двух дней, как он сообщил нам более или менее открытым текстом, чтобы мы проваливали. Ему очень не хотелось, чтобы дочь втравила его в какую-нибудь историю, и я его понимаю. Короче, мы отчалили и – так же на попутках – вернулись в Лос-Анджелес.

Почти два месяца мы ночевали прямо на улицах, в непосредственной близости от бульвара Голливуд, хотя камешки и браслетки все еще были при нас – в маленьком рюкзачке Бетти, который она носила за спиной.

Надо сказать, что Бетти просто торчала от жизни на улице.

Она общалась с такими же беспризорными подростками, которые, как и она, убежали из дома, и была всем довольна. Мне, однако, не очень-то нравилось ночевать в заброшенных домах, клянчить объедки в ресторанах и торчать на бульваре. Картонные коробки, на которых мы спали, мне опостылели – я привык к удобствам цивилизации и комфорту.

– Нужно продать брюлики твоей матери и снять квартиру, – сказал я как-то Бетти.

– Но тогда нам придется каждый месяц вносить ренту! – захныкала она. – Откуда мы возьмем столько денег? Или ты предлагаешь мне наняться посудомойкой в ресторан?

В словах Бетти был свой резон. Где нам взять деньги, я не знал.

Мне еще ни разу не приходилось зарабатывать их своим трудом – всегда находилась женщина, которая брала на себя заботу обо мне.

Но, несмотря на протесты Бетти, мы в конце концов продали украшения и сняли небольшую однокомнатную квартирку. Очень скоро деньги кончились, и Бетти пошла на панель, чтобы заработать на оплату квартиры, а заодно и на кокаин, к которому она успела пристраститься.

Я по-прежнему нигде не работал, и Бетти это очень не нравилось. Она считала, что это я должен содержать ее, а не наоборот.

По этому поводу мы почти постоянно ссорились. «Ну-ка, подними свою ленивую задницу и займись чем-нибудь!»– орала она на меня.

Интересно, что заставило ее вообразить себя властительницей моего мира, – мира, в котором мужчина возлежит на подушках, а женщина потчует его сладостями и умоляет уделить ей хоть несколько минут ? Этого я не знаю. Впрочем, я не стал тратить силы и переубеждать эту одуревшую от коки истеричку. Я уже решил найти себе другой вариант, который бы меня полностью устраивал.

Мне повезло. Я прогуливался по бульвару Сансет, когда вдруг увидел ее. Это была привлекательная женщина лет тридцати пяти – тридцати восьми, которая стояла возле заглохшего белого авто с откидным верхом. В руке у нее был радиотелефон, но он тоже не работал.

– Привет, – сказал я, подходя к ней, потому что я сразу понял, какая отличная возможность мне представилась. – Не могу ли я вам чем-нибудь помочь ?

– Да вот, не работает! – с досадой ответила женщина, кивком головы указывая на свой седан. – Не могли бы вы вызвать для меня техпомощь ? Ядам вам мою телефонную карту…

Но я поступил иначе. Я сам починил ее машину – поломка оказалась пустяковой, – а потом попросил ее подбросить меня в Фэрфакс. Пока мы ехали туда, я успел рассказать ей, что я – безработный актер, что я недавно расстался со своей подружкой и что теперь я ищу место, где можно было бы бросить кости.

Она окинула меня внимательным взглядом и, похоже, осталась весьма довольна увиденным.

– Кой черт! Ты можешь пожить у меня, во флигеле, возле бассейна, – воскликнула она, к этому времени мы уже были на «ты». – Тебе там понравится.

Это было то, что мне нужно. В тот же день я поселился у нее во флигеле, а еще через три дня переехал в главную усадьбу – ив ее постель с мохнатым покрывалом из искусственного меха и простынями из тончайшего египетского хлопка.

К сожалению, моя новая пассия не имела никакого отношения к киноиндустрии, но деньжата у нее определенно водились. После того как я несколько раз ублажил ее в постели, она с радостью согласилась дать мне энную сумму «взаймы».

Я так и не сказал Бетти, что переезжаю. Она бы устроила сцену, а мне этого не хотелось. Я просто не вернулся к ней. Вот и все. По-моему, это – самый лучший способ расставаться.

Итак, я приземлился в шикарном особняке на Голливудских холмах и жил как у Христа за пазухой под крылышком у самой горячей цыпочки, какую я когда-либо знал. Мне вот-вот должно было стукнуть девятнадцать, и вся жизнь лежала передо мной. Беда была только в том, что у меня по-прежнему не было денег, – настоящих денег, которые я мог бы вложить в свое образование – курсы актерского мастерства уже тогда стоили чертовски дорого. Но я не отчаивался: я знал, что мне что-нибудь да подвернется.

Очень скоро я узнал, что моя новая леди-любовь была очень дорогой девочкой по вызову, обслуживавшей сливки местного общества. Меня это, впрочем, нисколько не волновало. Каждый вертится как может.

– Знаешь что, – сказала она однажды и загадочно улыбнулась.

Мы только что насладились друг другом, и на ней не было ничего, кроме позолоченных туфелек на шпильках. – Ты должен заняться тем же, чем и я. Если бы ты знал, сколько в этом городе одиноких, богатых женщин, которые просто сохнут без мужской ласки. Я бы на твоем месте этим воспользовалась.

Так начиналась моя карьера «телефонного мальчика». Не скажу, чтобы именно об этом я мечтал всю жизнь, но на первых порах меня это вполне устраивало. Карьера кинозвезды могла подождать.

Когда в воскресенье Никки вернулась домой, вечеринка Саммер была в самом разгаре. Дом был полон молодых людей и девушек в шортах и купальниках, которые вели себя так, словно вилла принадлежала им – и никому больше. Это было так неожиданно, что Никки на мгновение остановилась на пороге. «Ну и что прикажете теперь делать?»– подумала она в смятении.

– Вы не видели мою дочь? – спросила она у патлатого юноши с телом серфера, который сидел на корточках под зеркалом в прихожей и смотрел на Никки стеклянными, ничего не выражающими глазами. – Я имею в виду Саммер, – пояснила Никки, когда никакого ответа не последовало. – Саммер – моя дочь.

– Ах, Саммер… – Юноша почесал пальцами подбородок. – По-моему, я видел ее на веранде.

Понемногу закипая, Никки прошла на заднюю веранду, где и обнаружила с дюжину девушек в бикини и столько же юношей в шортах или в плавках, которые, сжав друг друга в объятиях, топтались на одном месте, раскачиваясь из стороны в сторону.

В углу орал включенный на всю мощность стереомагнитофон, и Никки догадалась, что попала на танцплощадку.

Высмотрев в дальнем конце веранды Саммер, которая обнималась с каким-то мускулистым парнем в узких плавках, Никки направилась туда.

– Прошу прощения, – сказала она, останавливаясь возле сладкой парочки и откашливаясь.

– Исчезни, – буркнул парень, запуская большие пальцы под резинку купальных трусиков Саммер.

– Нет, это ты исчезни! – резко оборвала его Никки. – Это мой дом, а эта девочка, которую ты всю обслюнявил, – моя дочь!

Оттолкнув кавалера, Саммер повернулась к ней.

– О, мам, привет! – небрежно бросила она. – Ты уже вернулась?

Никки выразительно посмотрела на ее дружка, и он, осознав происшедшее, растворился в толпе.

– Что-то не помню, чтобы я разрешила тебе приглашать в мой дом гостей, – с тихой яростью в голосе отчеканила Никки.

– Но тебя же не было, – возразила Саммер с видом оскорбленной невинности. – Поэтому я спросила у Ричарда.

– Ты уверена? – с подозрением спросила Никки.

– Абсолютно. Я позвонила ему в монтажную и сказала, что ко мне, возможно, зайдут человек пять друзей. Он сказал, что не имеет ничего против.

– Но, Саммер, здесь не пять, а по меньшей мере пятьдесят человек! – вспылила Никки. – Еще немного, и они разнесут мой дом в щепки!