Международный Военный Трибунал в Нюрнберге провел сотое заседание. В работе суда установился и свой стиль, и свой быт, и свои традиции. Для тех, кто участвует в заседаниях с первых дней работы Трибунала, многое в этом судебном быте, быть может, уже примелькалось. Но мы, новички, только что прибывшие в Нюрнберг, живем еще первыми впечатлениями. Они волнующи и неповторимы. Кто из нас все эти годы не думал о грядущем возмездии фашизму! И возмездие наступило.

Вот зал суда. Вот и скамья подсудимых. На преступниках нет ни номеров, ни опознавательных надписей. Но их всех нетрудно узнать. Каждый из нас давно знаком с ними по рисункам Кукрыниксов и Бориса Ефимова. Зарисовки карикатуристов очень немногим грешат перед оригиналами. Геринг, Гесс, Йодль, Штрайхер, фон Папен вызывают в вас омерзение не только своими делами, но и своим внешним видом. Я не знаю, как выглядел в жизни Геббельс, но даже к тем из его ближайших сподвижников, которые остались живы, нужно долго привыкать, чтобы смотреть на них без брезгливости. Воистину, природа была беспощадна, окружив бесноватого такими страшными друзьями.

Свыше ста лет тому назад французский писатель Стендаль написал роман "Красное и Черное". Это был девятнадцатый век. Век великих надежд и крушений. Под красным писатель подразумевал революцию, под черным — реакцию.

Фашистская реакция выступила в другом столетии и под другим цветом. В тысяча девятьсот тридцать девятом году двинулись на Европу гитлеровские дивизии. Там, где появлялся фашистский солдат, земля не плодоносила, дети не смеялись.

Серо-зеленый цвет сукна шинели эсэсовца поднялся над миром символом самой страшной из реакции, которую когда-либо переживало человечество.

Роман Стендаля начинается словами Гоббса: "Если в клетку посадить даже тысячу, то клетка не станет от этого местом веселья".

Гитлеровцы решили посадить в клетку весь мир. Они одели в серо-зеленое не только своих солдат. Они окрасили им небо, мысль.

Советское обвинение представило Международному Военному Трибуналу в Нюрнберге в качестве документа тридцать шесть томов дневника Ганса Франка. Эти тома переплетены в серо-зеленые коленкоровые папки.

Ганс Франк это не ординарный фашист. Это бывший рейхсминистр, пророк, как утверждает сам Франк, устами которого говорил фюрер в генерал-губернаторстве. Всесильный и непосредственный выразитель воли Гитлера в Польше.

Сейчас Ганс Франк сидит на скамье подсудимых, как один из главных фашистских преступников. Мы не знаем, что Франк скажет в своем последнем слове. Да это вряд ли сможет повлиять на приговор суда. Приговор Гансу Франку уже вынесен. Он написан его собственной рукой в тридцати шести томах дневника.

Дневник — это разговор с самим собой, без свидетелей. Дневник — это храм, где человек исповедуется перед своей совестью в своих делах и мыслях.

Дневник Ганса Франка это, конечно, не исповедь. Это поденная запись смотрителя каторжной тюрьмы. Наместник фюрера в генерал-губернаторстве с удивительной педантичностью пронумеровал и сшил не только все свои сентенции, но и все свои приказы и распоряжения. Здесь отмечен каждый шаг и каждый крик рейхсминистра; для полноты картины не хватает только списка всех им расстрелянных и сожженных. Поименный список мучеников Ганс Франк заменил итоговыми цифрами — квартальными и годовыми.

Первый том дневника помечен 1939 годом, последний — 1945-м. Перед нами, таким образом, хроника всех лет немецкой оккупации Польши. Эти страшные годы Гитлер назвал "новым порядком" в Европе. О том, как выглядел этот «порядок» в Польше, мы весьма подробно узнаем из дневников гитлеровского наместника Ганса Франка. Вот несколько записей в дневнике:

"19 января 1940 года. Мое отношение к полякам — это отношение между муравьем и тлей. Если я обрабатываю поляка и, так сказать, дружественно его щекочу, то я это делаю в ожидании того, что за это мне пойдет на пользу производительность его труда. Здесь речь идет не о политической, а о чисто тактической, технической проблеме.

7 октября 1940 года. Само собой разумеется, что мы здесь должны держаться как немцы, так, чтобы самый меньший из нас стоял значительно выше, чем самый больший поляк на этой территории.

2 марта 1940 года. …Таким образом, мы несем огромную ответственность за то, чтобы это пространство оставалось под немецкой властью, чтобы воля поляков была сломлена навсегда.

15 января 1944 года. Я не постеснялся заявить, что если будет убит один немец, то будет расстреляно до ста поляков.

12 января 1944 года. Нельзя удивляться, что польские крестьяне идут разбойниками в лес, если их бессмысленно силой сотнями и тысячами прогоняют со своих дворов.

25 февраля 1944 года. Образно я могу об этом сказать так: в Праге были, например, вывешены красные плакаты о том, что сегодня расстреляно семь чехов. Тогда я сказал себе: "Если бы я захотел отдать приказ о том, чтобы вывешивали плакаты о каждых семи расстрелянных поляках, то в Польше не хватило бы лесов, чтобы изготовить бумагу для таких плакатов". Да, мы должны поступать жестоко.

18 марта 1944 года. Если бы я пришел к фюреру и сказал ему: "Мой фюрер, я докладываю, что я снова уничтожил сто пятьдесят тысяч поляков", — то он бы сказал: "Прекрасно, если это было необходимо".

Так "новый порядок" разрешил национальный вопрос в Польше.

А вот как обстояло, судя по дневнику, дело с польской государственностью.

"2 декабря 1939 года. Руководящей в деятельности управления является воля фюрера, направленная на то, чтобы эта область была первой колонией немецкой нации. В генерал-губернаторстве должна быть действительной точка зрения германизма.

31 мая 1940 года. Я говорил обо всем этом с фюрером, и мы согласились на том, что эта область постепенно должна быть присоединена к Германии.

25 января 1943 года. Поселив в этих районах немецких граждан, мы вынуждены вытеснять оттуда поляков. Они будут изъяты, помещены первоначально в концлагерь, а затем будут посланы в качестве рабочей силы в пределы империи.

19 апреля 1943 года. Никогда больше не возродится польская республика или какое-либо подобное польское государство.

21 января 1944 года. Никогда не забывайте, что при благоприятном подсчете соотношение числа немцев к иноземному населению составляет один к девяноста девяти, что на шестнадцать миллионов населения всей области приходится лишь двести пятьдесят тысяч немцев.

26 октября 1943 года. С этого исторического места я хочу заявить, что все исторические проблемы, связанные с польской нацией, уже решены для фюрера и германского народа".

С не меньшим цинизмом Ганс Франк рассказывает о том, как немцы разрешили вопрос о национальных меньшинствах на территории германского генерал-губернаторства.

"9 сентября 1941 года. У нас в генерал-губернаторстве по подсчету два с половиной миллиона евреев, а если учесть всех тех, кто связан родством с евреями, то теперь их около трех с половиной миллионов. Эти три с половиной миллиона евреев мы не можем расстрелять или отравить, но мы примем меры, которые будут способствовать их уничтожению.

12 сентября 1941 года. Нам в Берлине сказали: "Почему вы так долго затягиваете? Мы ничего не можем с ними поделать ни в Прибалтике, ни в рейхскомиссариате, так ликвидируйте их сами".