Нюра решила не огорчать сегодня начальника строительства. Она тихо надела валенки и пошла на лыжах к станице Магнитной. Нюра решила стучать в окно каждого домика, чтобы вымолить для больного ребенка хоть несколько капель фруктового сока.

Сосновая гора остается позади, пройден деревянный мост через Урал, и Нюра останавливается у первого окна. Потом приходится останавливаться у второго, третьего, четвертого дома. Наконец где-то недалеко от края станицы старая женщина выносит Нюре пару яблок.

— Ты свари их да выжми в тарелку, — советует казачка, — а шкурку сама съешь — молоко здоровей будет.

У Сосновой горы ветер начал бить в спину. Холодные звезды скрылись за облаками, и впереди закурилась дорога. Нюра ускорила шаг, чтобы быстрее дойти до границы первого участка. Скоро должен быть поворот. До дома оставалось минут семь хода.

Может быть, удастся опередить метель? Но буран не ждет. Он кружит снежную пыль и воет в ушах. Иногда он меняет направление, толкает в плечо, точно собирается сбить с дороги. Нюра часто останавливается. Она прощупывает лыжными палками сугробы, чтобы не увязнуть в снегу. Она знает, что начальник строительства давно отложил гитару и сидит сейчас в ее комнате над плачущим Сашкой.

"Вы, Анна Григорьевна, счастливейшая мать в мире…"

И ведь как мало ей нужно для счастья: всего две ложки фруктового сока!

Буран на минуту стихает. Рядом как будто бы слышится тяжелое дыхание.

— Кто здесь? — кричит Нюра и тотчас спохватывается. Ей показалось вдруг, что рядом, у дороги, стоит тот самый одноглазый волк, которого на прошлой неделе тверские плотники видели на Ежовке.

А ветер все сильней и сильней. Ветер бьет то в спину, то в бок. Но нужно идти все время вперед, только тогда наткнешься в этой пурге на щитовой двухэтажный домик. Нюра с трудом вытаскивает из сугроба вязнущие ноги и с силой опирается на палки, чтобы не упасть.

Впереди блеснул слабый огонь, раздался глухой выстрел, за ним второй. Это стрелял из своей двустволки начальник строительства. Нюра догадывается, что он стоит на крыльце, ожидая ее. Она с трудом добирается до двери и тихо плачет от радости.

Сашка спит. Варя с трудом стаскивает валенки с одеревеневших ног сестры. Начальник строительства наливает из термоса горячий чай и предлагает коньяк для растирания. Из розового жакетика Нюры вываливаются два яблока и катятся под кровать.

— Сумасшедшая мать! — говорит начальник строительства. — Апельсинов хотела купить! Да разве апельсинами в деревне торгуют? — И, растирая замерзшие ноги прораба, он ласково добавляет: — К весне у нас, в Магнитогорске, наверное, родится десятка два младенцев, и я, честное слово, построю здесь ясли. Вот увидите, Анна Григорьевна, ясли будут первым действующим цехом металлургического комбината!

1930 г.

Этот день в жизни молодого бригадира Хлудова начался прогулом. Утром, когда бригадир открыл глаза, солнце било прямо в окно. Часовая стрелка подходила к десяти, и Хлудову стало ясно: рабочий день потерян.

Хлудов повернулся к стене, чтобы спрятать воспаленные глаза от солнца, но этот маневр не принес ему покоя. Солнечный морозный день отпечатался на стенах барака яркими светлыми полосами, и от этой белизны щемило в сердце. Хлудов зло сбросил с себя одеяло.

— Все равно не выйду, — сказал он. — Пусть что хотят делают…

И это «пусть» вышло из горла неприятным, застуженным хрипом. Хлудов откашлялся и прощупал вспухшие железы.

Солнце подымалось все выше и выше. Сидеть в бараке не было никакой мочи, и бригадир стал одеваться. Он вытащил из сундука новые суконные брюки, надел мягкие сапоги из хорошего хрома и намотал вокруг шеи теплый зеленый шарф, подаренный ему Екатериной Никифоровой, медицинской сестрой пункта первой помощи.

На плотине в разгаре был обычный трудовой день. От левого берега до станицы Магнитной, на всем километровом протяжении эстакады, размеренно шли вагонетки, стучали топорами плотники, бетонщики с шумом валили в бункеры горячее месиво.

Хлудов прошелся в своем праздничном наряде по грохочущей эстакаде и остановился у бетонного завода. Шарф горел у него на шее зеленым пламенем, и молодому бригадиру казалось, что каждая идущая навстречу брезентовая спецовка смотрит на него с укором.

В двенадцать часов загудел паровоз, поставленный у бетономешалки для нагрева воды: старая «Щука» требовала угля и подзывала к себе подсобных рабочих. Но подсобники не появлялись.

Несколько дней назад Хлудов не оставил бы «Щуку» голодной и подбросил бы ей мимоходом в топку несколько лопат угля. Но сегодня он твердо решил ни к чему не притрагиваться и медленно шел мимо плачущего паровоза.

У пункта "Скорой помощи" Хлудов остановился. Зайти к врачу за бюллетенем в эти горячие дни было, по его мнению, последней степенью комсомольского падения. Но сегодня Хлудов махнул на все рукой. Он медленно вошел в приемную и стал снимать куртку.

— Разве тебе хуже? — испуганно спросила Катя и, не дожидаясь ответа, вызвала из соседней комнаты доктора.

— Вам, молодой человек, — сказал доктор, — надо держать ноги в сухом месте. Промокшие сапоги при вашем горле — катар.

— Я так и решил, — сказал Хлудов, напрягая застуженное горло. — Пока не вылечусь, в котлован не полезу.

— Пейте горячее молоко с боржомом, — говорил доктор, подписывая бюллетень, — а дня через два загляните снова.

В здравпункте ожидающих не было, и Катя решила проводить Хлудова. Она шла рядом с любимым и щебетала о всяких пустяках.

Когда они поравнялись со «Щукой», Хлудов сказал, что идет в барак, и попрощался с Катей. Он подождал, пока Катя скрылась за дверью здравпункта, и пошел под эстакаду. Ему хотелось хоть издали посмотреть на своих ребят, которые впервые работали без него.

"Пейте горячее молоко с боржомом! Да, я буду пить горячее молоко с боржомом, — зло сказал самому себе Хлудов. — Я больной, и я имею право не ходить на работу".

Хлудов встал за бетонным бычком, прячась от холодного ветра. В котловане было столько же воды, сколько осталось после ночной смены. Крепкий ледок стянул ее прозрачным панцирем, и землекопам пришлось сделать широкую прорубь, чтобы черпать воду наверх.

"Хорошо сработал товарищ бригадир", — подумал Хлудов, стоя в двадцати метрах от укрощенного "котлована.

Этот котлован звали на плотине «бешеным». Три неплохие бригады землекопов ушли отсюда, так и не добравшись до гранитного дна. Да и как можно было добраться до этого самого дна, если людям приходилось стоять по пояс в ледяной воде и поднимать наверх песок-текун, который сползал с лопаты, даже не показавшись над прорубью!

Вода была смертельным врагом землекопов, поэтому Хлудов, бригадир четвертой по счету бригады на одиннадцатом котловане, начал с того, что поставил всех ребят на откачку. Два дня работали комсомольцы ведрами. Два дня клубился белый пар над взмокшими спинами, но проклятая вода не убывала. Подземные ключи быстро заполняли котлован, не давая ребятам отдыха.

И тогда Хлудову пришла в голову счастливая мысль. Он решил отрезать котлован от водоносных слоев почвы. Хлудов сколол весь лед в котловане и заключил водное зеркало в четырехугольную дощатую раму. Комсомольцы равномерно укладывали по каждой стороне этой рамы мешки с песком. Под их тяжестью рама медленно погружалась на дно, окружая котлован водонепроницаемой броней.