— Нет, нет! Пусть Нина живет отдельно. У меня мигрень.

Но мигрень была только отговоркой, а настоящая причина раздельной жизни дочери с матерью заключалась совсем в другом. Когда-то, много лет назад, все семейство Башиловых жило вместе. Сергей Валентинович работал долгое время в Малаховке и квартировал в маленьком уютном доме по Южной улице. Здесь у него родилась дочь Нина. Девочка росла, поступила в школу. Все было как будто нормально. Училась Нина прилежно, старательно. Но вот отца выдвинули в областную контору управляющим, и так как ездить отцу из Малаховки к месту новой работы было далеко, то ему предоставили в Москве квартиру. И в эту квартиру переехали все Башиловы, кроме Нины.

— Если мы возьмем в Москву и Нину, — сказала Елена Ивановна, — то поселковый совет заберет нашу квартиру в Малаховке. А я хочу сохранить ее за собой вместо дачи.

Так была решена судьба девочки, и вот уже восемь лет, как Нина живет, предоставленная, по существу, самой себе. Такая жизнь не могла, конечно, пройти безнаказанно. От зимы к зиме девочка становилась все хуже и хуже. И дело было не только в лени и непослушании. У Нины обнаружились и более скверные привычки. Ей ничего не стоило обмануть подруг, учителей, стащить чужую работу и выдать ее за свою. Когда Нину ловили с поличным, она даже не краснела. Да и зачем, собственно, ей было волноваться? Девочка знала: как бы ни сердились на нее педагоги, сколько бы двоек ни получила она в году, в трудную минуту к ней на помощь придет папа. Сергей Валентинович приезжал в Малаховку обычно по весне, когда в школе начинались переводные экзамены. Он просил, настаивал, требовал и в конце концов добивался своего. Нине Башиловой всякими правдами, а не неправдами делались поблажки, и она переводилась в следующий класс.

В этом году терпение педагогов лопнуло, и так как у Нины почти по всем предметам были двойки и единицы, то ее решили оставить на второй год. Директор сообщил об этом решении Нининой маме. Другая мать немедленно бы помчалась в Малаховку, чтобы поговорить с дочерью, а эта даже не взволновалась. В Москве еще стояли холодные, дождливые дни, и мама решила повременить с выездом.

Елена Ивановна отправилась в Малаховку, когда Нине уже нельзя было помочь. Да и поехала она туда не из-за Нины, а потому, что начался дачный сезон. Приехала — и сразу под солнышко. Муж вырвался в субботу за город, чтобы посоветоваться с женой, как быть с дочерью, а жена не была еще даже в школе, жену, оказывается, мучили совсем другие печали.

— В этом году, — жаловалась она, — ко мне почему-то совсем не пристает загар!

Сергею Валентиновичу часто бывает стыдно за свою жену, за ее беспечный образ жизни, за ее безразличное отношение к судьбе своей дочери. Ему хочется иногда встать, стукнуть кулаком по столу и сказать Елене Ивановне твердо и решительно: "Довольно, хватит. Пора браться за ум!" Но Сергей Валентинович почему-то всегда в таких случаях только робко пожимает плечами и беспомощно машет рукой:

— Она мать, пусть она и воспитывает дочь, как знает.

А мать вместо того, чтобы думать о дочери, думает главным образом о себе и своих удобствах… А дочь растет, сейчас она вытянулась чуть ли не выше матери. И, тем не менее, мать продолжает вести себя так же бездумно, как и прежде.

— Говорят, моя Нина красива, — сказала Елена Ивановна. — Не скрою, лицом дочь в меня, но вот в кого она пошла мозгами, не пойму. Я женщина умная, культурная, а дочь свою родила пустышкой.

Работники областной конторы считают своего управляющего человеком строгим, взыскательным. Он, по-видимому, и в самом деле такой, когда занимается разбором чужих дел. А вот в своей семье этот строгий и взыскательный человек становится почему-то обывателем. Жене захотелось владеть сразу двумя квартирами, и хотя это желание плохо вязалось с нашим правопорядком, Сергей Валентинович не сказал жене «нет», а пошел у нее на поводу. Вот уже который год Нина Башилова живет вдали от родительского глаза. Отец возмущается, но молчит.

— Да что мне, всякий раз спорить и ссориться с женой?

Да, спорить и ссориться, если желания жены идут вразрез с твоей совестью. Коммунист должен всегда оставаться коммунистом — принципиальным, требовательным как к другим, так и к самому себе. Коммунист отвечает перед партией не только за то, как выполняет свой служебный долг, но и за то, как он воспитывает дома своих детей. Об этом малаховские педагоги и хотели напомнить Башилову в своем письме в редакцию.

— А вы не обращайте на это письмо внимания, — сказала нам Елена Ивановна и добавила: — Правильно, моя дочь осталась на второй год, но стоит ли из-за такой малости поднимать разговор?

А может, все-таки стоит? Ведь разговор касается не только дочери, но и родителей.

1953 г.

Эльза была обыкновенной буренкой и ничем особенным среди других представителей семейства жвачных парнокопытных не выделялась. Ни удойностью, ни статью. И вдруг Эльзу экстренно стали скрести и чистить, готовя к дальнему переезду — из Барнаула в Саратов, и все это якобы по приказу свыше.

Приказ свыше был, но касался он не Эльзы, а ее владельца — Евсея Григорьевича Гридашева. А Евсей Григорьевич поставил ультиматум:

— Без Эльзы я не поеду к месту новой работы!

— Везти корову за три тысячи километров? — удивились домашние. — Да во сколько же нам обойдется этот переезд?

— А мы повезем ее за казенный счет.

— Каким образом?

— Очень простым. Она поедет с нами на правах члена семьи.

Член семьи, но какой именно? Назвать Эльзу дальней родственницей? Но за дальнюю никто не даст Гридашеву подъемных и проездных. Везти с собой корову в качестве названной тещи — это значит навек рассориться с тещей настоящей.

— Ах, будь, что будет! — сказал Гридашев и представил Эльзу своей сестрой.

Домашние узнали и подняли бунт.

Чтобы не ссориться с домашними, Евсей Григорьевич решил везти Эльзу в Саратов в отдельном вагоне. А так как Евсей Григорьевич был в городе лицом значительным, а именно являлся уполномоченным Министерства заготовок, то начальник станции не стал ему перечить.

— Вот вам отдельный вагон, — сказал он, — сажайте в него свою Эльзу, и мы отправим ее в Саратов «малой» скоростью.

— То есть как "малой"?

Евсей Григорьевич попробовал устроить начальнику станции скандал. Не помогло. Тогда он обратился за помощью в Министерство заготовок. И ему помогли. Начальнику станции пришлось прицепить отдельный вагон к скорому поезду. Но тут неожиданно заупрямилась жена Гридашева.

— Ты как хочешь, — заявила она мужу, — а я в одном вагоне с коровой не поеду!

И Евсею Григорьевичу пришлось взять для членов семьи билеты в мягком вагоне, а ее, дорогую и любимую Эльзу, везти в отдельном, в конце поезда.

Скорый поезд прибыл наконец к месту назначения. Новый уполномоченный был встречен сотрудниками АХО Саратовского управления Министерства заготовок и препровожден на место временного жительства в гостиницу. Все как будто было хорошо, однако сотрудников АХО смущало одно обстоятельство — некомплектный состав семьи Гридашева. Сотрудники были уже наслышаны про сестру Евсея Григорьевича — Эльзу. А ее среди прибывших как раз и не было. Где же она?

Вопрос об Эльзе беспокоил не только встречавших, но и самого Гридашева. Евсей Григорьевич уже давно подумывал над тем, как быть с буренкой. Вести ее со станции за веревку через весь город ему самому было неудобно. Ведь он как-никак уполномоченный. Может, поручить это щекотливое дело кому-то из своих подчиненных? Но кому именно? Кто из них будет настолько деликатен, чтобы сохранить в тайне историю путешествия Эльзы?

Евсей Григорьевич посмотрел вокруг, и взгляд его остановился на молодом человеке. Опытный глаз Гридашева угадал в этом человеке недюжинные подхалимские способности, и, быстро подозвав его к себе, Евсей Григорьевич сказал:

— Поезжайте на станцию за Эльзой. Вы найдете ее в последнем вагоне.