— Занимались ли члены заграничных секций нацистской партии шпионажем? — спрашивает Зайдель свидетелей и тут же получает ответ:

— Ну что вы! Разве Гесс позволил бы это? Наши партийные организации за границей носили культурно-просветительный характер. У каждого зарубежного немца на его партийном билете было напечатано даже специальное предупреждение: "Уважай законы страны, где ты являешься гостем".

Адвокат Зайдель обводит взглядом судей, словно хочет сказать: "Ну разве уважающий себя гитлеровец, прочтя такую трогательную надпись, стал бы заниматься шпионажем?"

Но обвинителей трудно обворожить томным взглядом. Обвинители не верят прилагательным и подходят к судейской трибуне, нагруженные всякими документами, И перед судом сразу же раскрывается закулисная сторона деятельности Гесса и его сотрудников. Оказывается, вся сложная система заграничных ячеек нацистской партии занималась не культурно-просветительной работой, а самым обыкновенным шпионажем. На вооружении этих ячеек были шифры, тайные радиостанции, платные и бесплатные агенты. Оказывается, еще задолго до войны Гесс начал создавать в иностранных государствах свою пятую колонну. И мы узнали на суде, какую предательскую роль сыграла эта колонна в Бельгии, Голландии, Норвегии и Греции в первые дни немецкой оккупации. Обвинители уличали Гесса не какими-то сторонними материалами, а официальными отчетами нацистских руководителей в этих странах, присланными в партийную канцелярию на имя заместителя фюрера.

О том, как работала эта организация, легко увидеть по тому, с кем она была связана. Заместителем Боле по бюро заграничных организаций был офицер из гестапо, а сам Боле являлся по совместительству заместителем Риббентропа. Все было очень просто. Партийные ячейки Гесса были филиалом немецкой разведки, а работники нацистской партии шпионили, прячась под защиту своей дипломатической неприкосновенности.

Что же касается штутгартского института по вопросам иностранных государств, то здесь по учебным планам Рудольфа Гесса члены заграничных секций нацистской партии проходили самую разнообразную подготовку. Президент Карл Штрелен с сонмом других «ученых» из СС и гестапо обучали голландских, польских и норвежских немцев диверсионной работе, подготавливали их к шпионской и провокационной деятельности.

Рудольфу Гессу явно не по душе показания его свидетелей. Он судорожной рукой пишет записки и направляет их адвокату. Но Гесс волнуется зря. В мире не было такого свидетеля, который мог бы помочь сейчас этому преступнику. Черного кобеля не отмоешь добела. Да и все эти свидетели защиты находились едва ли в лучшем положении, чем третий заместитель фюрера. На совести каждого из свидетелей было не меньше преступлений, чем у самого Гесса.

Я слушаю показания свидетелей и внимательно слежу за поведением Гесса. Даже на этой скамье подсудимых рядом с другими монстрами Гесс оставляет самое отталкивающее впечатление. Маленькие глазки крысы ввинчены глубоко в череп, глаз, собственно, и не видно, никто не скажет, какого они цвета. Природа спрятала эти глаза подальше от солнца, припорошив и притерев их землей. Трупный, нездоровый цвет кожи и волчий оскал зубов превращают лицо Гесса в какую-то страшную маску.

Допрос свидетелей окончен. Их показания только увеличили количество улик. По положению, принятому судом, Гесс может сам выступить в защиту Гесса. Интересно, какие же доводы может привести нацистский преступник в свое оправдание? Но доводов у Гесса нет. И Гесс пускает в ход шутовской трюк. Адвокат Зайдель патетически заявляет суду:

— Рудольф Гесс отказывается давать свидетельские показания по своему делу.

Рудольф Гесс, театрально скрестив руки на груди, окидывает взглядом зал. "Ну, как вам нравится мой трюк?" Но никто даже не смеется. Суду просто надоело шутовское кривлянье преступника, и председатель суда вызывает к пульту адвоката Горна. Начинается допрос Риббентропа.

Все эти четыре месяца Риббентроп делал вид, что он лучший на скамье подсудимых. Не знаю, верил ли этому сам Риббентроп, но он многое бы дал, чтобы так думали те, кто присутствует в зале суда. Бывший рейхсминистр не претендовал на оригинальность. И до него порок часто пытался выступить в платье обманутой добродетели. Но надо отдать справедливость Риббентропу, еще никогда прежде эта попытка не выглядела столь бесстыдно и безнравственно: леди Макбет хотела проскочить в списке действующих лиц под именем Джульетты. Когда обвинители говорили об Освенциме, он так укоризненно смотрел на Геринга, точно хотел сказать ему: "Ах, Герман, неужели ты приказал волосами казненных женщин набивать солдатские матрацы? Ну, встань, скажи же им, что это неправда".

Риббентроп демонстративно отвернулся, когда на скамье подсудимых появился Кальтенбруннер. Он, видите ли, обиделся на полицейских за то, что те заставили его сидеть в одном ряду с начальником гестапо. Заплечных дел мастер только пожал плечами. К чему такие церемонии? Суду же известно, что и он, Кальтенбруннер, и Риббентроп были мечены фюрером одним тавром и оба ходили в одном звании — группенфюреров СС.

Дело, конечно, не только в звании. И сейчас, когда мы ближе познакомились с деятельностью имперского министерства иностранных дел, каждый из присутствующих в зале суда может только присоединиться к молчаливому протесту Кальтенбруннера. Риббентроп был таким же прохвостом, как и начальник гестапо. Разница между ними заключалась, может быть, только в том, что, выступая в каком-нибудь очередном фарсе, сочиненном Гитлером, первому приходилось иногда менять китель эсэсовца на дипломатический фрак, а второй подвизался на фашистских подмостках в роли, не требовавшей переодеваний.

"Обновители человечества" никогда не отличались дружбой. Прежде они грызлись между собой из-за места в передней фюрера, сейчас они спорят за места на кладбище.

Мы не знаем, на что будет претендовать в своих показаниях Кальтенбруннер. В списке преступников его имя значится следующим после Кейтеля. Что же касается Риббентропа, то он хочет соседствовать в энциклопедии только рядом с Талейраном. Трудно влезть в историю по чужому паспорту. И если бы Риббентроп был немного умнее, он никогда бы не пошел на аналогию. Даже свои называли его ничтожеством. Я имею в виду показания бывшего статс-секретаря министерства иностранных дел Штейнграхта, который был допрошен судом по просьбе подсудимого в качестве свидетеля защиты. Этот свидетель сказал о своем патроне:

— Риббентроп исполнял в германском правительстве только роль внешнеполитического секретаря фюрера, и мы никогда не считали его настоящим министром.

Для того, чтобы сгладить впечатление от столь нелестной характеристики, адвокат Горн специально вызвал в суд личную секретаршу Риббентропа, чтобы она могла засвидетельствовать гениальные дипломатические способности бывшего рейхсминистра. Я записал подробно показания секретарши Маргариты Бланк и привожу здесь состоявшийся диалог почти дословно.

Риббентропу трудно было привести какие-либо доводы в доказательство своей дипломатической гениальности. В показаниях суду он пытался поэтому сделать хорошую мину при плохой игре и придать хотя бы какую-нибудь значимость своему абсолютному ничтожеству.

— Когда фюрер, — сказал он, — предложил мне стать министром, я понял, что мне придется работать в тени гиганта. Выдающаяся личность фюрера должна была главенствовать и в области внешней политики.