— Вы знаете, — сказал председатель горсовета, — теперь у колодца полный порядок. Корыто разбито, и около родника установлен милицейский пост.

И все же, несмотря на этот пост, у колодца по-прежнему читались акафисты. Только теперь больные окунались не в корыто, а прямо в лужу.

— Это у вас стригущий лишай, — говорил постовой милиционер дряхлой старухе. — Его надо лечить электризацией, а не молитвой.

Молоденький сержант милиции искренне старался разубедить заблуждающихся, но ему одному эта работа была не по силам. Сюда бы врачей из поликлиники, культработников из клуба!

К разбитому корыту идут не только люди невежественные и фанатичные. Кое-кто лезет в лужу просто по глупости. Александре Михайловне Чухлинцевой какая-то старуха сказала (не бабка ли Гапка?), что благодать из пральни распространяется как прямо, так и косвенно.

— Одна вдова хотела выдать свою дочь за директора кинотеатра, И что бы вы думали? Приняла она две ванны, и ее дочь стала директоршей.

Александра Михайловна сначала посмеялась над этим рассказом, а потом внезапно решила принять две ванны, и прямо в чем была — бух в лужу.

— Окунусь, авось, что и выйдет, — говорит она и бежит за угол надеть сухое платье: мокрое надо отдать дяде Проше, иначе не сбудется желание.

Плотник Мешков сказал:

— Лечат же на курортах ревматиков. Может, и у нас в Городищах целебный источник объявился? Старики ищут в пральне божьей благодати, а для меня это только лечебная процедура.

- В нашем источнике, говорят, такая же вода, что в Сочи, — заявил секретарь Бежицкого горкома комсомола.

— Кто говорит?

- Одна бабка из Городищ. Она носит нам на квартиру молоко.

— А вы бы взяли да проверили. Как знать, может быть, Городищи и в самом деле стали бы вторым Сочи.

Но никто в Городищах не дал злополучную воду на исследование, и Динатея спокойно продолжала морочить головы людям.

Центральный институт курортологии по нашей просьбе исследовал городищенский источник и установил, что ничего целебного в нем нет. Динатея «лечила» от всех болезней самой обыкновенной колодезной водой.

У разбитого корыта толпится народ: старики, старухи, дети. Вот стайка учеников из бежицких и городищенских школ. Ученики уже несколько дней не ходят на учебу. Мальчишки ждут, когда наконец Динатея вытащит на свет божий хоть одного беса. Интересно все-таки посмотреть, как же он выглядит.

— У колодца полный порядок, — говорит председатель горсовета. — Там установлен милицейский пост.

Я еду в обком комсомола узнать, может быть, здесь возьмутся помочь милицейскому посту. Но секретарь обкома оказывается самым неосведомленным человеком в городе. Он только вчера услышал о существовании колодца.

— Там случилось что-нибудь? Что вы говорите?! Ай-ай, как в нашем обкоме плохо поставлена информация! Два месяца у нас под боком безобразничают шарлатаны, а мы даже не знали, — сердито бросает секретарь в сторону работников обкома и добавляет: — Сегодня же надо сесть и составить подробные мероприятия по массово-разъяснительной работе. У колодца в Городищах должен быть наведен порядок!

Хочется думать, что секретарь сдержит свое слово и обком комсомола, хотя и с опозданием, возьмется наконец за разоблачение мракобесов.

1951 г.

Первая книжка стихов — событие в жизни поэта. И пусть в тоненькой книжечке Николая Пояркова не было и сотни страниц, тем не менее каждый, кто знал молодого автора, радовался за него и спешил поздравить его с литературным первенцем.

Друзья и товарищи жали Пояркову руку и желали ему в предстоящем плавании по бурным волнам поэтического моря "доброго пути" и "попутного ветра".

Так в поздравлениях прошла целая неделя, и только когда количество дружеских рукопожатий заметно пошло на убыль, молодой автор вспомнил, что не он один повинен в успехе книжки, и автору стало неловко за свою забывчивость, за то, что он до сих пор не побывал у своего редактора Николая Ивановича и не поблагодарил за помощь, которую тот оказал молодому автору в работе над книжкой.

А помощь была немаленькой. Скажем прямо, стихи Н. Пояркова в первоначальном виде были не бог весть какойсилы. Даже в лучших из них было много ученических строк. Плохие строчки усугублялись неприятным характером автора, который не желал менять в стихах ни одной запятой, ни одного многоточия. Несмотря на сопротивление, редактору все же удалось вымести из стихов поэтический мусор, и тоненькая книжица вышла в свет. Поярков остался доволен книжицей. Он даже сменил гнев на милость и посулил в разговоре с директором издательства поставить своему редактору прижизненный памятник за его мученическую работу с неразумным автором.

— Ну вот и хорошо, — решил директор издательства. — Неразумный автор начинает, кажется, умнеть.

Но — увы! — эти предположения не оправдались. И для того, чтобы работники издательства не строили на сей счет никаких иллюзий, автор сразу же после разговора с директором отправился в типографию и заказал именной блокнот такого содержания:

"Николай Варфоломеевич Поярков.

Поэт".

Именной блокнот предназначался Николаем Варфоломеевичем для переписки с поклонницами. Но так как поклонницы пока не беспокоили молодого автора, свою первую записку он адресовал управдому:

"Плата за воду и свет завышена на 73 коп. Прошу пересчитать. Ответ посылайте: "Главный почтамт, до востребования".

— Почему "до востребования", — удивлялся управдом, — если Н. В. Поярков живет со всеми нами в одном доме?

Но Поярков не хотел жить со всеми.

"Поэты, как и боги, должны быть прописаны только на Олимпе", — думалось Пояркову, и он давал для солидности всем и каждому в качестве своего обратного адреса координаты Главного почтамта: "До востребования, поэту Пояркову".

И дважды на день поэт приходил на почтамт за письмами, и дважды в день ему любезно говорили там:

— Писем на ваше имя еще не поступало.

Поярков ждал не только писем, но и почестей. Ему казалось, что сразу же после выхода в свет его стихов во всех смоленских школах и вузах будут устроены творческие вечера Пояркова. А этих вечеров не было.

Не дождавшись признания своего таланта в областном центре, молодой поэт решил попытать счастья в районном. И вот в местной газете появилась целая страница, посвященная творчеству Пояркова. На этой странице было все, чего только могла пожелать душа поэта: его портрет, биография, хвалебная статья, — все… кроме голоса читателей. Читателям просто-напросто не хватило на этой странице места, ибо все хвалебные статьи по адресу поэта Пояркова были написаны… самим поэтом Поярковым. Что же касается портрета, то и клише с портрета было заказано поэтом еще в областном центре и доставлено лично им в районный на предмет его опубликования.

Несмотря, однако, на все старания поэта, районный центр, как и областной, остался равнодушным как к его творчеству, так и к его личности.

"Нет, с одной книжкой настоящей популярности не добьешься", — подумал Поярков и решил немедленно издать вторую.

— А редактором вы назначьте мне Николая Ивановича, — сказал Николай Варфоломеевич директору издательства.

Николаю Ивановичу было приятно такое предупредительное отношение к себе со стороны молодого автора, и он тут же принялся за чтение второй книжки Пояркова. Но это чтение не доставило удовольствия редактору. Новых произведений в книжке почти не было. Сборник был составлен из стихов, забракованных в свое время редколлегией "областного альманаха". А эти стихи и в самом деле были очень плохи. В них можно было прочесть такие строчки: "Крупным потом (?) время мчится", "В громе(?) зеленых крон", "Еще вчера ты ладил (?) с черепицей", "Вот ребенок закричал спросонок с оспой привитой — она в пути" (оспа в пути!), "Автомобилям(?) и лошадям под ноги лег гудрон"…

В двадцати семи небольших произведениях было около ста пятидесяти плохих строк. Редактор терпеливо пытался разъяснить поэту, что так писать нельзя, что это безвкусно, неграмотно. Но на поэта не действовали никакие резоны. Поярков уже не только спорил из-за каждой строчки с редактором, — он бегал жаловаться на него во всякие учреждения: