Галина Григорьевна Гуркова восприняла решение обкома как полную амнистию грехам Иннокентия Дмитриевича и сообразно с этим решила не снимать его с должности главного инженера.

— Мы хозяйственники. У нас на первом месте промфинплан, а как человек ведет себя дома, — нас это не касается.

Быт человека не отделяется каменной стеной от его производственного лица. И если человек нечистоплотен дома, то это рано или поздно скажется и на работе. Так, собственно, и получилось с Сахно. Руководители треста считали его хорошим инженером, а он уже давно перестал быть таковым. Строительное управление, которым руководил Сахно, все последние годы не выполняет производственной программы, о которой так много говорит Гуркова. Это и не удивительно, ибо главный инженер управления думает не столько о производстве, сколько о личных утехах.

— Иннокентия Дмитриевича нельзя снимать с высокооплачиваемой должности: сейчас у него трудное финансовое положение, — говорит главный инженер треста И. И. Ерзяинов и поясняет: — Пятьдесят процентов его зарплаты взыскивается по исполнительным листам на алименты четырем его детям. Дополнительно к этому двадцать пять процентов удерживается с Сахно по суду за многоженство. Трудно даже сказать, на что живет этот несчастный.

Главный инженер треста зря сокрушался о главном инженере стройуправления. «Несчастный» Сахно остался верен себе.

— Я живу на сбережения своей жены, — заявляет он.

— Какой жены? Капитолины Ефимовны?

— Нет, с этой мы уже разошлись! Теперь я женат на Тамаре… — говорит Сахно и начинает быстро листать записную книжку.

Но фамилия девятой жены оказывается незаписанной.

— Я сейчас уточню, — говорит Иннокентий Дмитриевич и поднимает телефонную трубку.

На этот раз он звонит уже не в бухгалтерию, а в отдел кадров и спрашивает:

— Как фамилия нашей новой табельщицы? Нет, другой, молоденькой! Спасибо! Красова, — говорит он и, чтобы не забыть, записывает эту фамилию на бумажку.

Я смотрю на Сахно и удивляюсь его цинизму и невозмутимости.

— А вы слышали, как называют вас в Щекине? Синяя борода!

— Явное преувеличение, — говорит Иннокентий Дмитриевич. — Синяя борода был варваром. Он убивал женщин, а я ухожу от них по несходству характеров.

1952 г.

Сейчас трудно сказать, как это произошло — случайно или преднамеренно, только факт остается фактом: Николаю Герасимовичу квартиру дали в том самом доме, строительством которого он руководил.

— Удивительное совпадение! — сказал Николай Герасимович жене, стоя в день переезда среди узлов и чемоданов. Муж наполнил две рюмки и добавил: — Настоящее новоселье мы устроим через неделю, когда в доме будет расставлена мебель, натерты полы. А пока давай покропим углы авансом, чтобы в нашей хате не заводились мыши.

А хата у новоселов была на славу: с лифтом, газовой кухней, ванной, механическим мусоросбросом, пол паркетный, обои ковровые. Не квартира, а хоромы! И все же… Строгий глаз хозяйки нашел и в хоромах кое-какие непорядки. Захотела Наталья Петровна утром подвесить к потолку люстру, а подвесить и не на чем. Строители забыли привернуть крюк к потолку. А потолки в новом доме выложены из бетонных плит — попробуй пробей их. Наталья Петровна стала развешивать занавеси на окнах, а они хлоп на пол. Стены-то в доме, оказывается, из сухой штукатурки, гвоздь в них и не держится. Строителям бы вставить в нужных местах деревянные реечки для развески гардин, картин, книжных полок, а они забыли. Наталья Петровна к мужу, а он успокаивает:

— Крючок — мелочь, его можно привернуть самому.

Прорабу, конечно, что? Он взял зубило, молоток и полез на стремянку. Хозяину квартиры было жалко дырявить красивый узорный потолок, но что делать?

Закончил Николай Герасимович работу, пошел в ванную комнату руки мыть. А комната эта выглядит настоящей красавицей. Вокруг все разделано эмалью да никелем. На одном кране написано «хол», на другом — «гор». Совсем как у Маяковского:

Но вот оказия. На стенах чудо-комнаты ни вешалки, ни полочки. Мыло и полотенце держи хоть в зубах. Николай Герасимович хотел и на этот раз прибегнуть к помощи зубила, да нельзя. Ванная комната от пола до потолка выложена плитками цвета морской волны. А марблитовая плитка, как стекло. Ударь молотком — и она брызгами полетит во все стороны. И все же водопроводчикам уже пришлось поработать здесь молотком и зубилом: оказывается, строители забыли не только про полочку, — они не отвели в ванной места даже для кранов и душа, а потом взялись за зубило и электрики, чтобы пристроить патрон для лампочки. И вот ванная комната, еще не вступив в строй, оказалась уже с тремя рваными ранами на бирюзовом теле.

Пока Николай Герасимович возился в ванной, Наталья Петровна вышла на балкон смести снег и тут же порвала платье. Да и как не порвать, если из-под снега во все стороны торчат железные прутья! Строители бетонировали балкон и по рассеянности забыли заделать арматуру.

Наталья Петровна еще не устраивала скандалов супругу, однако строительные огрехи стали сильно раздражать ее. А раздражаться приходилось все чаще и чаще. Дважды на неделе хозяйка принималась за натирку полов, не толку от этого не было никакого. На полу по-прежнему оставались жирные, грязные полосы. И все из-за невнимательности строителей. Укладывали они под паркет битум, да, видно, чуточку переложили, вот он и полез наружу из каждой щели. А из-за этого битума паркетный пол претерпел изменения не только в цвете, но и в качестве, пол приобрел все свойства липучего мухомора. Годовалый пес прилег на часок подремать на весеннем солнышке, а встать и не может: приклеился.

"Неужели и в других квартирах так же?" — подумала Наталья Петровна.

Она не поленилась и в первый же воскресный день пошла с визитами к соседям. Своими соседями Наталья Петровна осталась в общем довольна. Люди в доме жиля почтенные, уважаемые. Квартиру справа занимал артист — тот, который всегда поет в «Кармен» тореодора. У Натальи Петровны была даже такая пластинка. В квартире слева жил заместитель министра. И все эти почтенные люди вели те же малозанятные разговоры: про грязные полосы на паркете, про зубило, про сухую штукатурку… А Наталья Петровна слушала и краснела за своего супруга.

На этой окраине Москвы поднялось уже тринадцать восьмиэтажных корпусов. Моссовет заселил их стахановцами, инженерами, врачами, артистами… Все квартиры в этих корпусах уютные, благоустроенные, теплые, и везде одна и та же печаль — везде что-то чуть-чуть не так: чуть-чуть переложен битум, чуть-чуть перекошена дверь, чуть-чуть недоделаны подходы к дому. На третьем этаже раздается чих, а на четвертом беспокоятся:

— Что с тореадором? Не промочил ли он ноги?

А промочить их нетрудно. Весь двор в глубоких лужах. Дом выстроен, а двор остался незаасфальтированным.

— Прости, забыли! — извиняется Николай Герасимович.

Такая забывчивость не случайна. Все эти «чуть-чуть» — результат давнишнего пренебрежения треста «Мосжилстрой» к отделочным работам. Так было в прошлом году при постройке домов на Песчаной улице, то же примерно повторяется и сейчас.

На окраинах столицы воздвигаются благоустроенные жилые кварталы. В каждом новом доме Моссовет отводит помещение для продуктовых, кондитерских, промтоварных и овощных магазинов. На этой окраине заселен уже целый городок, а магазина здесь пока нет. Хозяйки ездят за продуктами за тридевять земель. Но за каждой мелочью не поедешь: жаль времени. Вот и приходится жене тореадора стучать спозаранку в дверь к Наталье Петровне и просить в долг до завтра то две луковицы, то щепотку соли.