Как она переливалась на камне, блестела на спинах, низвергалась с волос, переливалась по фигурам и сливалась с водой у их ног.
– Недурно, – похвалил я, – довольно реалистично и без чернухи. Если мужик – то мужик, а если женщина, то хоть прыгай в фонтан, чтобы убедиться живая она или нет.
– Тебе понравилось? – дружелюбно осведомилась Лира.
– Вон та, слева.
– Я рада. У тебя есть тяга к искусству.
– В полной мере она проявилась у меня в шестнадцать лет, когда мы с классом были на экскурсии в Гамбурге.
– И что, ты был в восторге?
– Да, для шестнадцати лет я потратил слишком большую сумму за один вечер.
– А впечатления?
– Непередаваемые. Полгода ушло только на одни уколы. Она хмыкнула и отвернулась, чтобы скрыть, что ничего не поняла.
– Вон! – она указала на небоскреб со срезанной под углом крышей, – знаешь чьё это здание?
– Нашего шефа?
– Нет, отца Вертиклюя, того мальчика, с которым ты сидел в тюрьме. По моему телу прошла дрожь.
– Он, что такой богатый?
– Я же тебе сразу сказала, что он с жиру бесится. Я был подавлен.
– Живут же люди!
– Тебе, наверное, такое и не снилось?
– Сниться-то снилось, а что толку, – вздохнул я. Она улыбнулась.
– Любой человек, если захочет, может добиться того, чего пожелает. Я усмехнулся.
– Ты прекрасно знаешь, что это сказка для идиотов.
– А ты так хочешь стать богатым?
– Конечно! Что в этом плохого?
– Только неудачники могут так рассуждать, – она покачала головой.
– А как я должен рассуждать?! Скажи мне, научи, и я заработаю сто двадцать пять миллионов.
– Если бы ты смог заработать столько денег, то бы не стал меня спрашивать, как это сделать. Я говорю, ты – потенциальный неудачник.
Самое страшное оскорбление для любого человека на свете – это слово 'неудачник'. Любой, кто его слышит, даже если оно адресовано не ему, внутренне напрягается и чувствует подступающее бессилие. У этого слова потрясающая способность воздействовать на людей. И чем ещё оно поразительно, так это тем, что человек, в большинстве случаев, не может адекватно ответить на это оскорбление, даже агрессия, сперва появившаяся внутри, вдруг куда-то улетучивается.
Я бы мог запросто испинать эту зазнавшуюся девку или просто отвернуть ей голову и выбросить в фонтан, благо, что она в образе и серьезного сопротивления оказать мне не сможет. Но я ничего не мог с собой поделать, потому что находился под магическим воздействием этого слова.
Мне оставалось только идти за ней и слушать её нравоучения. Но к моему счастью, против своего обыкновения она не стала задерживаться на этом. Её увлек рассказ о городе, и она стала тараторить, показывая в разные стороны с видом профессионального экскурсовода. Я же ничего из её рассказа не слышал, поскольку погрузился в свои сумрачные мысли.
Меня всегда задевало, а здесь особенно задевает, что к факту моего существования люди относятся несерьезно. Почему всегда, во все времена, отношение к человеку складывалось не из его слов и поступков, а из-за каких-то косвенных факторов, будь то положение в обществе, внешность или одежда?
Конечно, можно сослаться на то, что слова человека никогда не совпадают с мыслями, – так уж мы устроены, а поступки людей определяются только обстоятельствами и условиями, в которые загнала нас жизнь, но ведь всегда можно, если захотеть, увидеть в человеке душу, суть его. Если внимательно приглядеться, отпадет необходимость во внимании к остальному, если ширма упадет, бесполезно прикрываться.
Почему же по отношению к себе я встречаю всегда только холод? Неужели люди настолько тупы, ленивы и эгоистичны, что не хотят увидеть в первом встречном, то есть во мне, своего брата или друга? Неудивительно, что и мне приходится глядеть на них волком.
Неужели я бы стал называть Лиру стервой или сукой, если бы она, увидев меня в первые мгновения или даже после, когда прошло уже достаточно времени, отнеслась ко мне по-человечески? Ведь нет. Почему я стараюсь подходить ко всем без снобизма, но всегда, на каждом углу натыкаюсь на него?
Или относиться к этому проще, не замечать и всё? Не получается. Поэтому бегаешь и трясешься от ненависти, когда в очередной раз тебе дали понять, что ты муха, недостойная даже взгляда.
Безусловно, обратить на себя внимание таких чванливых людей, не составляет особого труда. Но для этого нужно накопить в себе столько злости, чтобы встать и полезть по их головам, не утруждаясь даже произнести 'извините'. Можете вы так? Хватит в вас желчи? Я пока не могу. Да и не буду наверно. Они тоже не достойны моего внимания, мне жалко пачкать свои ботинки об их несуразные головы.
Поэтому я буду ходить, не выделяясь в толпе, но с чувством собственного достоинства, сознавая все то, что я перечислил выше. Выше нос, приятель!
Глава 10.
Мы долго ходили с Лирой, пока не добрели до Проспекта Величия. Она показала мне много интересных вещей, но я, простите, так и не составил для себя общей картины об этом мире. Поверьте, это очень сложно. Мне и самому поначалу казалось, что на меня нахлынет поток информации, с которым я не смогу справиться.
Однако все оказалось намного прозаичней. Я даже не могу вам точно рассказать, что я увидел такого необычного, чтобы сразить вас наповал. Да, все в 'образах', но удивительно, людей на улицах очень мало. Основное движение происходит над тротуаром. Если поднять голову, то можно увидеть несметное число машин, летающих в разные стороны.
Шум от них минимальный, поэтому этот город показался мне спокойным и тихим. Но людей на улицах совсем немного не потому, что все они в воздухе, просто перед праздником все стараются прибраться в доме, чтобы встретить его в чистоте и уюте.Подарки в этот праздник дарить не принято, поэтому они не снуют по магазинам. Все внимание уделяется дому. Как вы думаете, что-нибудь необычное в этом есть? Нет. Согласен.
На каждой улице есть свой фонтан. На проспектах их может быть больше. Это какой-то символ или обычай, я так и не разобрал, но понятно, когда нет ни одного деревца вокруг, вода хоть немного напоминает о том, что кроме людей на этой планете есть что-то живое. Конечно, я преувеличиваю. На одной из улиц Лира мне показала ветвистую колючку, высотою в метр, которая росла за пуленепробиваемым стеклом и была огорожена заборчиком с весьма острыми зубчиками. Около неё, несмотря на предпраздничный день, стояла кучка туристов.
– Чем оно замечательно? – спросил я.
– Оно цветет, – восхищенно ответила Лира.
– Для вас это, наверное, чудо.
– Конечно.
– Как ты думаешь, каждый, кто приходит сюда и видит это, упрекает своих предков за то, что они натворили?
– Да, но ведь в этом были виноваты не только они.
– Естественно, была уйма других причин. Всё, что угодно, но они были не при чем.
– К чему этот сарказм?
– Почему ты не хочешь признать их вину?
– Потому что всё, что у нас было, украли марсиане.
– Что, прилетели, выкопали все леса и улетели обратно, чтобы сделать Марс цветущим садом.
– Это не смешно. Но, к сожалению, это правда.
– Я не могу поверить.
– Тем не менее, это так, – холодно ответила она.
– Чего ты надулась? Я в школе не проходил вашу историю. Откуда мне знать, что во всем виноваты они.
– Ну почему же, не во всем. Земляне сами довели до этого планету, но ведь они не сожгли за собой все мосты.
– Лира, образная речь красива, когда она понятна. Она сделала вид, что не заметила этого выпада.
– Несмотря на то, что Земля вплотную приблизилась к экологической катастрофе, были люди, которые думали о будущем. Существовали государственные программы, по которым в течение сотен лет на одном из северных архипелагов, в специально оборудованном и строго охраняемом месте собирался семенной фонд планеты. Марсианам удалось захватить эту научную станцию и вывезти почти весь семенной материал, который на ней хранился. Представляешь, что это значит?! Во время войны…